Библиотека | Рассказы

И снова ИКЭМ

И снова ИКЭМ

2. Официально в сеансе передачи мысли я участвовала только раз. Из М- ского треугольника. Уговорили знакомые. В назначенное время передо мной положили бланк протокола. Рядом уселся наблюдатель. И я начала рисовать. Рисовала все, что видела: заснеженные домишки, дорогу, лес, поляну в лесу, ребят с веточками в руках, какой-то зонд… Наблюдатель взял у меня бланк, поставил дату, время и ушел. Я поняла, что у меня ничего не вышло. А, когда узнала, что надо было принимать изображения, окончательно уверилась в этом. Никаких изображений я не видела. Время шло, и я забыла об этом событии. Но однажды ко мне приехали ребята из ИКЭМа и сказали, что я нарисовала все, что видели ребята по дороге на передачу и назад. И то, что было на месте передачи. А, главное, на двое суток раньше, чем состоялась передача. Странно! Выходит, я приняла какую-то запоздавшую информацию. Ребята сказали: «раньше», а я решила, что это была предварительная поездка на место передачи до передачи, то - есть приняла «позже».

Во время передачи из Болгарии опять видела всю группу и, что делал каждый. Видела, как доставали дощечки с изображениями из ящика, но изображения интереса не вызвали. Заполнять протокол не стала. Сочла, что все это не для меня, и я просто не способна ничего принять.

Недели через две произошло то, что заставило задуматься и иначе, уже серьезно, отнестись к опытам по передаче мысли. В гостях у меня была знакомая из Таиланда. Их семья там держит фирму. Сюда она прилетела навестить мать и проверить сохранность квартиры. Дня через три должна была лететь назад. На следующий день я по обыкновению вязала, слушая радио. И вдруг вспомнила о Галине, пожалела, что не заказала видеокассету о Таиланде. Собиралась позвонить ей. И вдруг ощутила себя в самолете, заходящем на посадку. Мелькнула надпись «Бангкок». Я рассмотрела все строения справа. Внимание привлекла высокая белая башня. Она резко выделялась на фоне других строений. Самолет сел. Я спустилась по трапу, с толпой двинулась к вокзалу. И… словно очнулась ото сна: увидела свою комнату, вязанье, книги. Долго трясла головой, чтобы прогнать видение. Пришла Евдокия Яковлевна и почти одновременно зазвонил телефон. Звонила Галина. Извинялась, что улетела, не предупредив. Я рассказала ей, что видела посадку, описала аэропорт. Все совпало, кроме башни. Галя уверяла, что башни нет, я стояла на своем. Евдокия Яковлевна с интересом слушала, а потом сказала:» Я пятого улетаю в Германию. Посмотрите за мной». Я кивнула. Через два дня прилетел Галин сын с видеокассетой и пришел ко мне показать башню, из-за которой мы поспорили с его мамой. Башня есть!

Четвертого я увидела Евдокию Яковлевну. Она бегала по залу аэропорта, искала комнату «38». Ее нигде не было. Мелькали номера: 36,41,43,39,37 – в каком-то хаотическом порядке. Я внимательно следила за всеми движениями Евдокии Яковлевны, пыталась ей подсказать – без толку. Оказалось, что я лучше вижу. Только потому, что выше ростом. Наконец комната была найдена. Евдокия Яковлевна получила какие-то бумаги и пошла на посадку. Я успокоилась и поехала читать лекцию.

Пятого я уже сознательно решила посмотреть, где Евдокия Яковлевна и увидела ее в толпе людей, столпившихся перед электричкой. Она старалась разглядеть, что там, впереди. Из-за малого роста ей это не удавалось. Я решила расспросить ее потом, когда приедет. Посмотрела на станционное здание, на окружающие дома. Удивилась: у всех домов одна стена была совершенно глухая. Странно. По возвращении Евдокии Яковлевны я расспросила ее. Оказалось, что день отлета она перепутала, что в аэропорту натерпелась страху, потеряв нужную комнату. Номера комнат оказались перепутаны. А в Германии человек попал под электричку. Его она и хотела увидеть. Дома и в самом деле имели глухую стену.

Я начала подозревать, что я вижу глазами людей. Не всех, а подумавших обо мне. С этого момента уже целенаправленно стала проверять. Договаривалась со знакомыми, чтобы они в какой-то момент подумали обо мне и обязательно запомнили, где в этом момент были и что делали. А я записывала у себя, что видела я. Потом сверялись. Все совпадало. Очень хорошо, когда устанавливался канал связи. Самое надежное, когда люди думали друг о друге. Канал открыт с двух сторон. Но и с одной стороны разглядеть можно. Особенно, если человек чем-то встревожен.

Это я и использовала при поиске людей. Стала смотреть, что они сейчас видят. И, исходя из этого, определять местонахождение.

Позднее началось что-то непонятное. Я стала слышать голоса людей, которые что-то собирались мне сказать. По интонации узнавала человека, настраивалась на него и узнавала, чего он хочет. Вечером, когда после работы мне звонили, я уточняла: то ли собирались мне сказать или отвечала на не произнесенный вслух вопрос, чем приводила людей в замешательство.

Вспомнив о человеке, видела, где он, во что одет, что делает, о чем думает. Иногда веселилась. Так случилось с моим студенческим другом. Подумала, что что-то давно не звонил, и увидела его садящимся в автобус. Посмотрела номер автобуса, отметила, что едет к себе в институт. Подождала, когда приедет, снова посмотрела. Он вошел в комнату, разделся, налил себе в стакан воды, взял в руку сушку и открыл папку. Я позвонила и спросила, что делает. »Читаю диплом». Я не удержалась и сказала: » И жрешь, потихоньку». Стакан упал на пол, разбился. Я не унималась: »А он денег стоит»... Мой друг ошалело оглядывался вокруг, а я радовалась. Случаев таких было много. Я заигралась.

Остановил меня один случай. Очень долго не могли выкупить по талонам колбасу. Ее не было. Я пришла в очередной раз к пустым полкам. Очень хотелось есть. Взяла булку хлеба и подошла к кассе. Спросила у кассира, когда, наконец, привезут колбасу. « Не знаю»,- ответила она и взглянула себе под ноги. Я увидела две палки копченой колбасы и услышала ее мысли:» а два килограмма хватит?» Не удержавшись, пошутила:» Хватит. Дай мне кусочек». Кассир выскочила из кассы и убежала в подсобку. Оттуда вместе с ней вышел очень полный мужчина и подал мне палку завернутой в газету колбасы. Я недоуменно посмотрела, пыталась что-то сказать, а он подтолкнул меня к выходу из магазина, проводил до двери. Я постояла у двери и медленно побрела домой. До самого дома ждала, что меня догонят и колбасу отберут. Никто не догнал. Дома я облегченно вздохнула, уселась на диван, отрезала кусок хлеба и колбасы и собралась есть. Хлеб был свежий, душистый. Надкусила его. А вот колбасу есть не смогла : ударила мысль: «Воровка! Поступила бессовестно, тебя приняли за кого-то другого»… Положение было дурацкое: есть нельзя и вернуть нельзя. Отдала колбасу нищим. И с тех пор стала следить за собой, закрываться от чужих мыслей. 8,5 лет потратила на борьбу с собой – не видеть, не слышать, не знать…

А сеанс передачи мыслей все-таки состоялся. Позвонил киевский академик Радий Иванович Сычев: « Мы начинаем раковую операцию. Рак простаты и мочевого пузыря. Поучаствуйте. Посмотрите на операцию с точки зрения биоэнергета, не кладите трубку». Я увидела операционную и больного, врачей. Неожиданно для себя обнаружила, что с больным могут работать не все врачи. Необходима энергетическая совместимость. Когда на теле больного появлялись темные руки, я сообщала, и врача тут же меняли. Поменяли наркоз /он тоже был темным/. Отменили укол /шприц вообще был черный/.

Операция прошла удачно: и простату, и мочевой сохранили. Радий Иванович поручил еще 10 дней наблюдать оперированного. Познакомил меня с женой Юры. 14 дней мы с ней ежедневно созванивались, потом Юра выписался, и они уехали из Киева. Были звонки через 2 и через 6 месяцев. Юра вышел на работу. Я наблюдение прекратила.

Я рассказывала в Киеве об опытах Казначеева, и Радий Иванович очень хотел с ним встретиться, поговорить. Прилетел в Сургут по делам и позвонил мне, чтобы организовала встречу. Я обратилась к секретарю Казначеева и получила отповедь:» Если этому академику надо, пусть мне позвонит. Я решу, когда Казначеев примет его и сможет ли принять, и сообщу». У Радия Ивановича не было времени на такие переговоры, улетел в Киев. Желание встречаться с Казначеевым у него пропало. А я перестала интересоваться опытами Казначеева навсегда. Слишком унизительно все получилось. И для меня, и для Радия Ивановича. Ну, ладно: я - никто, а Радий Иванович такой же академик, как Казначеев. Плохо, когда кто-то слишком рьяно выполняет свои обязанности.

Данэта Шафранская