Сказки дедушки Дрона

Библиотека | Рассказы

Олег Добров

Сказки дедушки Дрона

Издание второе, дополненное.

Новосибирск 2016

Любые совпадения не случайны и злонамеренны. Персонажи и персонажихи имеют реальных прототипов, а некоторые из них по двое, а то и по трое.

Олег Добров

Сказки дедушки Дрона

Моим друзьям.

Моим друзьям, собирающимся в дорогу.

Моим друзьям, ушедшим в путь.

Моим друзьям, ушедшим навсегда.

О Сказках О. Доброва

Проблема малых городов России еще не нашла достаточного освещения в современной художественной литературе, поэтому обращение О. Доброва к данной теме представляет несомненный интерес. Особое внимание заслуживает и анализ языка произведения. Сочный, народный язык органично переплетается в повествовании с изысканным литературным, а тот, в свою очередь, дополняется научной терминологией, которая ни в коей мере не мешает полному восприятию произведения. Благодаря этому читатель имеет возможность зримо увидеть и красоту окружающей природы, и пройти по улицам чудесного города Малосыйска, и погрузиться в глубины истории. Давно известные и детально изученные понятия «чай», «аргумент», «ответ» получают в книге О.Доброва новое, свежее толкование, расширяющее границы привычных образов. Кроме того, автору принадлежат и совершенно новые, но имеющие исконно русские корни и давно забытые в городской суете и потоке иностранных вкраплений, слова. Таково непереводимое на иностранные языки слово «жопслей». Слово по своей структуре близко привычному «телевизору», где первая часть явно заимствованная, а вторая - русского происхождения. Это великолепный, неповторимый образец слияния «нижегородского» и какого-то, но не французского, а скорее английского языка.

Особого внимания заслуживает и философский аспект произведения, где восхождение к Абсолюту происходит как языческими тропами, так и через процесс слияния последнего с православной традицией. Подтверждение этому мы находим в образе матушки, которая по утрам камлает, а вечером ведет православную службу, тем самым примиряя непримиримое, традиционно русское. Вспомним нашу Масленицу, где мы также наблюдаем слияние православия – начало Великого поста – и язычества – сжигание Масленицы.

Мифологический образ гиены огненной оживает, превращаясь во вполне реальный, имеющий глубокое научное толкование, проливающее свет на давно забытое, но, к всеобщей радости, воскрешенное автором, подтверждение его истинного происхождения. Ритм текста, его организация легко захватывают читателя. Уникальность развития сюжета, композиция романа несколько напоминают уже известное в литературе произведение М.Лермонтова «Герой нашего времени», что свидетельствует о верности автора традициям великой русской литературы. Но писатель О.Добров и здесь находит возможность проявить свою незаурядность: поэтические строки описания природы Малосыйска плавно и оправданно переходят в серьезный научный разговор о проблемах сохранения окружающей среды, исторических исследований и влияния человека на размножение и мутацию колоний летучих мышей.

Уникальными, на наш взгляд, являются и неповторимые, самобытные характеры невыдуманных героев: деда Дрона, террориста Хакасии, мэра и другие. К сожалению, объем Рассказы не позволяет дать их полный анализ, но это материал для более глубокого научного исследования, которое может вылиться в серьезную монографию и войти особой главой в докторскую диссертацию. Особого внимания заслуживают факты, рассказывающие о традициях, культуре городка. Именно они вселяют в читателя надежду на непрерывность связи поколений и дальнейшее повышение благосостояния жителей Малосыйска, города, где умеют чтить первооткрывателей, умеют быть благодарными таким, почти забытым, но внесшим несомненный вклад в развитие их родного города, людям, как Семенов-Тяньшанский, Владимир Ленин и другие.

В заключение хочется сказать, как мало у нас в современной литературе поистине художественных произведений, тем ценнее произведение Олега Доброва, подхватившего знамя великой русской литературы и внесшего значительный вклад в мировую художественную культуру.

Дмитриева Вера Вячеславовна,

кандидат филологических наук, доцент

Сказки дедушки Дрона

Мягко покачиваясь, огромный автобус сообщения "Шираметьево - Великий Базан" притормозил у полутёмного здания автовокзала, над фасадом которого переливались зелёными бликами буквы "Малосыйск". Шофёр повернулся в салон:

Кто до Сыйска? На выход.

Я вышел. За спиной с шипением захлопнулась дверь, и почти беззвучно автобус тронулся. Тишина и полумрак слабоосвещённой тремя фонарями центральной улицы. Никого. Откуда-то спереди и слева доносились вопли. Прозвучало два выстрела.

Поднявшись по припорошенным снегом ступенькам автовокзала, я остановился у стеклянных дверей. Двери гостеприимно распахнулись, приглашая внутрь. И вновь никого. Среди пальм расположились несколько огромных диванов. Стеклянные стойки кассиров и администраторов закрыты жалюзи. И над всем пространством зала с задней стены нависала огромная фреска: чёрная рогатая фигура на полусогнутых ногах держала в руках что-то похожее на палку, рядом угадывалось тело какого-то животного.

Вот и приехал я в легендарный Малосыйск, статьями и фотографиями о котором так переполнен интернет. Тишина и безлюдье. Всё это вызывало ощущение некоторой нереальности.

Но вечер есть вечер. Надо подумать о ночлеге, о том, чтоб найти какую-нибудь столовку, да и просто встретить кого-нибудь из людей сведущих, кто не только бы рассказать, но и пальцем мог бы показать, где и что можно увидеть в этом Сибирском уголке.

Побродив по залу, бесцельно подёргав запертую дверь с табличкой "администратор", я вышел на улицу. Ну что ж. Не первый раз я в незнакомом городке. И самый верный способ в этой ситуации пройтись туда, куда глаза глядят. Интуиция, помноженная на удачу, приведёт в нужное место.

Проулок вправо. Улица, параллельная главной. Вновь полутёмные дома.

На особняке с лепной вывеской "Дом художников", на крыльце, покуривая, топтался мужичок. Я окликнул его:

Доброго вечера тебе!

И тебе не хворать, ? отозвался он.

Что на улицах-то никого нет? Вроде не поздно ещё.

Так сегодня в "Белом Июсе" народ развод гуляет. Почитай третий день уже водку пьют и морды бьют. Пальбу-то слышал?

Развод?

А чё тут удивительного? Свадьбу, случку ?это всюду отмечают. А развод ? считай со всей Сибири играть народ к нам съезжается. Вот все местные туда и подтянулись. А тебе-то что надо?

Да вот переночевать остановиться. Да так, узнать, что к чему.

Переночевать? Ну, это опять, смотря, что надо, сколько денег есть. Самый комфорт ? это опять же "Белый Июс". Но туда сегодня не пробиться. Да и шумно. Эконом-вариант, так сказать, это прямо напротив автовокзала. Мотель "У Светы и Коки". Но туда, опять же, не советую. Туда ещё днём цыгане заехали, которые на руднике золото скупают. На рудник на ночь глядя побоялись. Там нравы крутые. Золотарям что человек, что курица. Тем более что цыгане при деньгах. Килограмм двадцать золотишка прикупить хотят. За мотелем гостевой дом алькаиды. Так вроде с утра туда с Красноярска туристы заехали... Ну, варианты ещё есть. Но можешь и у меня остаться. Вот прямо здесь, в "Доме художников".

А удобно?

А что неудобного? Дом этот строил художник один. Дон Педро. Аргентинец. Слыхал, небось, сколько аргентинцев по России матушке при царе Алексее Михалыче понаехало? Республика ведь была при енисейских аргентинцах. Ну, вот как на родину-то они поехали, он мне этот дом и отдал. Ну, ты хоть представься? Как звать-величать? А то час почти болтаем, а кто такой и не знаю.

Я? Да почитай с самой столицы. С Якутских земель. Ну а зови меня попросту. Георгичем.

А я Дроном буду. Дрон Михалыч.

Мимо прошла очень странная парочка. Два мужика, ссутулившись, как бы наклонившись вперёд, с обвисшими руками, прошествовали в сгущающейся темноте.

Кто это?

Это? Зомбики.

В смысле?

Да в самом обычном. Зомбики, они и есть зомбики. Ты только не путай с зомби всякими. Это наши.

Сидя в гостиной за рюмкой крепкого хорошо настоянного чая, я поинтересовался:

Столько читал о Малосыйске. Вот оказался. Будь другом, подскажи, что посмотреть можно? Куда сходить?

Ну, это смотря чего душа хочет. Много у нас тут всего, ? промолвил Дрон Михалыч, глядя мне в глаза. ? Вот хотя бы, скажем, Храм Святых Оккупантов-Великомучеников. Опять же. Вот сюда шёл, трёхэтажное здание с башенками видел? Музей наш. Зайди обязательно. Ещё один музей есть. Так сказать, дом-музей первого террориста республики Хакасия. ? Помолчав, он добавил: ? Этого ты нигде больше не увидишь. Пещеры там всякие есть. Но это на любителя. Через недельку праздник начнётся. В честь окончания зимы ребятня со Старожилово на кол снеговика сажать будет. Это в других местах чучело зимы сжигают. А у нас просто, по-русски, ? усмехнулся Михалыч, ? на кол. Опять же, скалы тут есть. Семь Нахлебников называются. Туда много народу ходит. А вон там, ? указал Михалыч рукой с зажатой в ней папироской, ? на самой окраине археологи стоянку древних людей обнаружили. И не просто стоянку. Считают, что жили здесь древние маги. Изготавливали предметы из камня и кости, наделённые особой силой, и выводили специальную породу пещерных гиен. ? Михалыч подлил мне чаю. ? Да утро вечера мудренее! Отоспишься, с утра ещё чайку накатим, а там сам поймёшь.

Интермедия первая

Ираклий Антонович был в бешенстве. И это почувствовали все сотрудники, собравшиеся на еженедельную пятиминутку в кабинете директора Института проблем времени и пространства. И бешенство это было на грани истерики.

Обычно спокойный и сдержанный шеф, грохнул кулаком по столу и не закричал, а завопил:

Где эта с...?! Где эта лаборантка Иванова?

Вспышка злости для всех сотрудников была необъяснима. Оленька Иванова, выпускница престижнейшего ВУЗа, лингвист от бога, в подлиннике читающая Гарсия Лорка, была не то, чтобы всеобщей любимицей – уж больно страшненькой на мордочку уродилась, и трудно было представить мужчину, кому бы она приглянулась. Хотя, как говаривал предыдущий директор, не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки. Но своей работоспособностью и какой-то насыщенностью неудавшейся женской жизни она заслуживала уважения. Сейчас на неё было страшно смотреть. И без того скособоченное лицо с глазами разного цвета, с жидкой соломенной чёлочкой над прыщавым лбом, пошло красными пятнами. На глаза навернулись слёзы.

За что? - нервно теребя ногти спросила она.

Ираклий Антонович поднял лежащий на его столе информационный диск. Почти не глядя, засунул его в проектор. В воздухе возник текст. Прямо под коротенькой заметкой об археологических раскопках на Марсе крупными буквами значилось: "Ачинский жезл. Протокалендарь коренных народов Сибири".

Что это? – повторил Ираклий Антонович. ? Оленька! Когда я увидел на твоём столе эту мерзость из секс-шопа, я велел его убрать, а не бросить в приёмную камеру пространственно-временного транслятора.

Утро удалось.

Пропустив под солёные огурчики грамм по триста цейлонского, хорошо настоявшегося чёрного, мы с Михалычем вышли на улицу. Погода стояла ясная. От вечернего безлюдья не осталось и следа. Народ спешил по своим делам. То тут, то там стихийно образовывались группки аборигенов и так же стихийно растворялись. Михалыч, сославшись на неотложные дела, порекомендовал начать знакомство с Малосыйском с посещения Храма:

Вот по нашей улице пойдёшь к горке, сперва справа всё дома, дома будут. А потом казино "Золотой туз". Мимо не пройдёшь. Перед ним ещё шиномонтажка. А от игорного дома уже и храм будет виден. Там в войну аккурат печи крематория были. Дров понавезли... Считай, весь двадцатый век Малосыйск теми дровами топился. Ну а потом дождусь тебя здесь же, на крылечке, и проведу маленькую экскурсию по главным достопримечательностям города.

Неширокая улица, которая, как и положено любой улице, вела к Храму, на самом деле упиралась в невысокие, поросшие лиственницей, сопки. По обеим сторонам стояли на редкость ухоженные для сибирской глубинки одно- двухэтажные коттеджи, радовавшие взгляд не только необычностью форм и раскрасок, но и каким-то особым, совершенно Российским, русским колоритом. Широта души жителей Малосыйска ощущалась во всём. В гостеприимно распахнутых калитках, отсутствии злобных собак... И особенно радовала неожиданными вывесками и транспарантами. Справа, прямо поперёк ворот, был натянут баннер: "Здесь всё даром. Халява, плиз". А за последними домами уже виднелась резная маковка Храма. У вычурной кованой ограды сидело несколько прихожан, просяще смотрящих на меня и протягивающих простенькие алюминиевые кружки. А прямо над ними, то здесь, то там, были развешаны отксеренные призывы: "Просящим деньгами Господь не велел подавать. Просто налейте". На воротах же Храма висел огромный замок.

Скажите, ? обратился я к благообразной старушке. ? А во сколько батюшка Храм-то открывает?

А нет у нас батюшки, милок, ? откликнулась та. ? У нас матушка. Так она сейчас на берегу камлает. Духов погоды заклинает. Городок-то наш маленький, вот она по совместительству ещё и шаманит. Через часок другой подойдёт.

А что за название у Храма? Необычное такое. Какие такие Святые Оккупанты?

Так ты чего же, о священной войне не слышал? О зверствах, коммунистами чинимых? Пацанва вот японская, по молодости, по глупости то ли собачку по кличке Хасан прирезали, то ли в озере Халкин-Гол искупаться удумали. Но пошёл командою взметён по родной земле Дальневосточной броневой ударный батальон. Так всех этих япончиков сюда, в лагерь смерти. Страшные дела творились. Я тогда совсем малая была. Вечером соберёмся, молодёжь вся здешняя, скукотища. Ну, как положено, в бутылочку поиграем, танцы-манцы. А как совсем скучно станет, японца какого поймаем, проволокой свяжем да на костёр закинем. Сидим, семечки лузгаем, а он, дурак, орёт. Страшные дела коммунисты творили...

Потоптавшись у церковной ограды, я пошагал обратно к "Дому художников". Дрон Михалыч, как и обещал, дожидался на крыльце.

Ты прости, Георгич, запамятовал, что по утрам матушка шаманит. Впустую сходил.

Да нет, с ветеранами поговорил.

Ну, пойдём. Покажу тебе что где. А дальше сам разберёшься.

Не торопясь, смотря по сторонам, мы зашагали к центральной площади. Слева, на автостоянке, аккуратным рядом стояло несколько роскошных джипов. А за ними ступенями на склон горы поднимались строения, над каждым из которых развивалось знамя с ощетинившимся лучами солнышком.

Солнцевские это, ? заметив мой взгляд, пояснил Михалыч.

С улицы нам было видно, как дверь одного из строений распахнулась, и в парящий на морозе бассейн плюхнулась невысокая черноволосая пышных форм женщина. Бормоча что-то невнятное:

Покушает... Мы... Спокойно... ? Михалыч рассказал:

Мужички по осени бассейн с подогревом зафигачили. Теперь вот непрерывно парятся в баньке да в нём купаются.

А что бормочешь-то?

Да присказка солнцевская к зубам пристала. Как мимо прохожу, так вспоминаю: "Пока Пака покушает, мы спокойно упакуем поклажу". Ребята они крутые. Но, в общем-то, как и все на Сыйске, душевные. Ты вот направо посмотри, Георгич. Это наша гордость! Клуб бардовской песни.

Действительно, гордиться было чем. Видать немало денег и таланта вложили в то, чтобы стилизовать коттедж под простую деревенскую развалюху. Внешне было не отличить. Откуда-то из недр "развалюхи" доносились гитарные аккорды и простые, суровые слова:

Догорают медленно вибры на углях.

Ну а мне до фени всё – я-то в сапогах!

Что-то прямо с утра у них песни.

Не. У них ещё ночь не кончилась. Сейчас через часок другой спать завалятся. А вечерком зайди к ним.

Знакомое здание автовокзала. А прямо напротив, на крыше невысокого дома восседало нечто странное и жуткое. Больше всего это напоминало человека с содранной кожей, на которого по чьей-то злой прихоти напялили шахтёрскую каску. Дрон усмехнулся.

Это история отдельная. Тут двумя словами не обойдёшься. Строение это – Национальный Институт изучения рукокрылых и членистоногих. Вчера ж я тебе говорил, пещер тут вокруг много. Так вот в пещерах этих летучие мыши живут. Точнее как живут... Зимуют они там. Спят. Зверьки небольшие, для науки интересные. Но беда-то в том, что во время их спячки турьё всякое норовит по пещерам этим лазить. Мышей будят криками там всякими, светом ярким. Вот вчера тока проводили группу слепоглухонемых.

Дрон Михалыч потоптался по скрипучему снегу, отогревая прихваченные морозцем ноги.

А мышке, если разбудить, каюк придёт. Пока спит, ей, вроде, и не надо ничего. А как проснётся – и попить необходимо, и поесть. Ну, попить-то ладно. Там по стенкам под землёй капельки воды скатываются. Мышке много и не надо. А вот с едой туго. И вот почти после каждой вылазки в пещеру спелеологов этих самых десятки тысяч летучих мышей вылетают на мороз в поисках пропитания. А вокруг сам видишь – снег, да голые деревья. Ну и повадились они от голодухи и безысходности налёты устраивать на кошкоферму имени Пуха. Убытка вроде бы и нет. Котят всё равно даром раздают. Но люди-то за ними в очереди годами стоят, по записи. А после каждого налёта, почитай, котят двадцать-тридцать как не бывало. Ещё хорошо, если просто сожрут. А то, бывает, к себе в пещеру уволокут зверушку малую. Ну и начинаются мутации всякие.

Не прерывая рассказа, дед Дрон умудрялся здороваться с прохожими, приветственно махать проезжающим машинам.

Учёные зайдут мышам пульс померить, а те мяукают. И, считай, неразбериха в науке. Поймают такое четырёхлапое с крыльями за спиной. Кольца нет. И не определить, что за зверёк такой – то ли ушан, то ли ночница. Хорошо, верный способ есть. Берут штангельциркуль, меряют где надо, и сразу ясно: какая ты, к чёрту, летучая мышь! Ты ж кошка! Крылья только отрастила. К чему я это... А к тому, что лет десять назад то ли кошки эти летучие, то ли мыши, которых туристы потревожили, раскопали в снегу и объели выживальщика. По зиме тут приезжают с Новосиба и ну выживать. Не у всех это получается, вот по весне и вытаивают подснежники, идрить их мать... А в Малосыйск как раз с Германии учёный один приезжал. Вот он тело выживальщика пластифицировал, да в назидание другим, чтоб им мышей будить неповадно было, здесь и усадил.

Дрон Михалыч вёл меня дальше по улице, рассказывая о достопримечательностях.

О! На ловца и зверь бежит, Георгич! Знакомься – это вот и есть самый первый террорист на территории нашей республики. Я тебе о его доме-музее вчера говорил.

И чё? ?сказал мужик. ?В гости, что ли, набиваетесь? А не получится. Дела у меня. В универсам, что напротив "Синего Бухаря", товар завезли. Разгрузить просили.

Да ты хоть расскажи приезжему, что да как. Это сейчас террористы на каждом углу. А ты первый, никого ещё не было!

Да какой я террорист. Не слушай ты деда Дрона. Конфликт у меня на работе вышел. Я тогда на руднике работал взрывником. Ну не стерпел обиды от начальства. Почитай, как рвём чего, так я понемножечку, килограмма по три-четыре взрывчатки и отсыпа?л. Ну, набрал нужное количество. Мужики-то у нас на руднике нормальные все. Тремя камазами взрывчатку вывезли. Заложили под контору этого самого начальника – Маслов его фамилия, ну, а дальше всё как положено. Фитиль, зажигалка... Бабахнуло знатно. След от взрыва до сих пор остался. Местные его Масловским провалом называют. Так что никакой я тебе не террорист. Чистая хулиганка. Не сказать, чтоб мелкая, но хулиганка. Террорист... Был бы я террористом, так легко не отделались бы.

Из-за заснеженного палисадника звучала музыка. Именно Музыка, с большой буквы. В утреннем морозном воздухе пел рояль. Дрон остановился.

Георгич, ну и повезло же тебе! Пошли скорее!

В невысоком полутёмном зале на первом этаже мэрии за белым концертным роялем спиной к полыхающему камину сидела огромная фигура. Всклокоченная борода, волосы, толстенные пальцы летали над клавишами, и рояль звучал. Известное адажио рассыпалось импровизациями, вновь собиралось в единую мелодию. А сбоку к роялю был прислонён ручной пулемёт.

Это дед Евген, ? прошептал Дрон. ? С охоты вернулся. В верховьях по Сыйскому логу до сих пор небольшое стадо мамонтов пасётся. Вот он раз в год и ездит стрельнуть парочку. Видать, просто погреться зашёл. Сейчас через часок-другой бабка его за ним приедет. У них так заведено зимой: он на охоту, а она в пещеру Привидение прикармливать.

А чё ты удивляешься? Вон люди добрые зимой синичек прикармливают. Зимой всем трудно. А Привидение, считай, живая душа. Мёда, там, икры красной... Разве жалко для доброго дела? Да и Привидение, оно ж с пониманием. Ты к нему по-человечески, и оно к тебе по-людски. Летом в сезон бабка к нему в гости туристов возить будет. Хорошие деньги поднимет. А дед Евген знаменитость. Ему при жизни на въезде в город памятник поставили. Ты вечером приехал, не видел. Ну, время будет, ты сходи, посмотри. Есть у тебя возможность – с оригиналом сравнишь. Пойдём тихонько. Не любит он, чтоб за спиной стояли музыку слушали.

Интермедия вторая.

Игнат поправил сползшую шкуру, но мороз пробирал всё равно до самых костей. Он выглянул наружу. Горы окутывала синеватая мгла. Пасмурное небо как будто вырастало из серой, местами покрытой полосами снега, земли. Солнце явно встало, но небо представляло собой совершенно однородную массу облаков. Этим утром пропала последняя надежда. Четырнадцать суток на почти безлесой, открытой всем ветрам вершине, бесследно канули в вечность абсолютно ненужной чередой затянутых сплошными низкими облаками дней, и не менее пасмурных промозгло-морозных ночей. Накануне вечером Игнат доел последнюю горсть сухарей, и теперь его походная котомка была полностью пуста. Всё зря. Он поднялся, размял окоченевшее тело и, глядя в мутные небеса, грязно выругался. В том, что припасы кончились, были свои плюсы: не нужно было тратить время на приготовление пищи, а быстрая ходьба согреет лучше и надёжнее, чем костерок, разведённый на открытом всем ветрам склоне.

И вот уже шуршит под ногами прошлогодняя трава, слегка присыпанная снегом. Вниз. Домой. Долог и горек будет этот путь. И с каждым шагом в груди Игната закипала злость. Рушилась вера в сами устои мира. Слова Великого Витофаныча, донесённые его пророком Кованым Жало, представлялись теперь глупыми и ничего не значащими сказками. Шатался Великий Закон Жизни.

И вот уже кончился склон. Вокруг на небольшой плоской возвышенности встали полуразрушенные, но по-прежнему величественные, стены города Солнца. Возведённые много веков назад наводнившими Землю племени Игната пришельцами- туроистами, которых поганой метлой погнали из Турциев и Египтов, храмы всё ещё поражали воображение грандиозностью замысла и исполинскими размерами взметнувшихся на многометровую высоту стен. Медленно и понуро брёл Игнат, сознавая, что это его путешествие окончательно перечеркнуло возможность продлить свой род. Напрасно ждала его постаревшая Жанна. Ребёнка у них так и не будет. Возможно уже никогда. Двадцать шестой год подряд в самый разгар зимы он приходил сюда, чтобы увидеть, как над огромным каменным Сундуком встаёт солнце. И от этого момента вычислить тот единственный день в году, когда, согласно заветам Великого Витофаныча и пророка его Жала Кованого, было разрешено зачатие. Но каждый год Сундуки встречали Игната пасмурными днями. Его род иссяк.

Дрон Михалыч. Я вот в интернете вычитал, что где-то рядом на скалах рисунки древние есть.

Что рисунки есть, это правда. Не древние они только. Ты на автовокзал заходил? Панно на задней стене видел? Это, почитай, в год дефолта, ещё в двадцатом веке, директриса Института мышиного с дочерьми зимой ту стену разрисовали. Пить они, вроде, не пьют. Курить... Не курят. Да и девчонки малые были. Может, травка какая в чай не та попала... Но чудище рогатое нарисовали отменное. А через годик, по лету, туристы смеху для скопировали эти рисунки и один в один на скалах нарисовали. А потом археологи понаехали: Аспадские писаницы, Аспадские писаницы... Слышал, аж шесть докторов наук на этом деле защитилось. Но это между нами. Ты давай не болтай. Пусть народ считает, что есть у нас такая достопримечательность.

В прогулках по улицам городка время текло незаметно. Короткий зимний день уступил место вечеру. На улицах зажигались фонари. Пустели тротуары. И особенно ярко на фоне гор смотрелись башенки музея. В первом большом зале экскурсовод вёл группу школьников. Экскурсанты стояли у галереи портретов.

Фридрих Энгельс. Семёнов-Тяньшанский. Владимир Ленин. Ганс Христиан Ларичев. Дмитриев-Сыйский.

Экскурсовод стоял у последнего портрета. И хотя в музеях я предпочитаю смотреть самостоятельно, невольно прислушался к монотонной, явно заученной речи:

Среди известнейших краеведов Хакасии до сих пор не прекращаются дебаты о правомерности именования Дмитриева Сыйским. Город наш, с которым связана вся его деятельность – Малосыйск. И, вроде бы, справедливо было называть Дмитриева Малосыйским, но, как совершенно аргументированно возражают оппоненты, в таком случае мы бы отрицали сам факт того, что Дмитриев рыбачил на Королевской Сые, долго жил в истоках Большой Сыи. Поэтому решением мэра Малосыйска в честь увековечивания заслуг этого человека, его неоценимый вклад в изучение и развитие нашего города, ему было дано право добавить к своей фамилии дополнение Сыйский.

Скажите! ? воскликнул какой-то мальчик. ?А при чём тут Семёнов-Тяньшанский?

Как это при чём? Как однозначно в своих трудах доказал Дмитриев-Сыйский, роль Семёнова-Тяньшанского для нашего города неимоверно велика! Ведь он ни разу тут не был! И тем самым не смог нанести никакого вреда нашей малой Родине...

Ну, пошли до дому, ? подхватил меня под руку Дрон. ? Душа чаю просит. Да и хватит оно для первого знакомства. А завтра свожу тебя в настоящую пещеру. Или к Семи Нахлебникам сходим.

Утро встретило завыванием сирены.

Дрон Михалыча уже не было дома. Выглянув в окно, я увидел неспешно проезжающую мимо ассенизаторскую бочку, над которой красно-синими маячками переливалась люстра. Голося сиреной, машина свернула в проулок, ведущий к реке. Наспех одевшись, выбегаю на крыльцо. На улице царило оживление. Дрон Михалыч что-то живо обсуждал со вчерашним хакасским террористом.

Что случилось, мужики? Что за переполох?

ЧП у нас. Я тебе вчера забыл рассказать. На той неделе во-о-он на той горке завершились международные соревнования подразделений по борьбе с чрезвычайными ситуациями по жопслею. Ну, столичные МЧСовские начальники тут были. С вечера отмечали 136-е место Российской сборной в ресторане, что на той стороне Июса. А поутру они выходить стали, ихний, самый главный, на ступеньках поскользнулся. Вот и переполох.

А при чём тут говновозка?

Так ситуация чрез-вы-чай-ней-ша-я! Вот мэр и поднял по тревоге все оперативные службы городка. Почитай, эта машина самая главная из всех городских служб. Мало ли что... Вот и выезжает она на места происшествий. Ну, мэр, конечно же, срочно туда пошёл. Да, как назло, вагончик канатной дороги прямо над Июсом встал. Колесо с троса соскользнуло. Мэру в воду пришлось прыгать. Еле выплыл, говорят. Хотя чё переполох-то было устраивать. Ну, поскользнулся... Ступеньки там, конечно, крутые. Почитай каждый год там кто-нибудь поскальзывается. Пока это вреда никому не принесло. Ну да нам-то с тобой, Георгич, какое дело до МЧС. Мы с тобой в пещеру ведь собирались. Вот и пойдём.

Спелеология, скажу я вам, дело ох и не простое. Откуда-то из чулана Дрон Михалыч стал доставать амуницию: болотные сапоги, старую солдатскую шинель, керосиновую лампу и огромный, клёпаный из стальных листов, шлем с решётчатым забралом, которое, по словам Дрона, надёжно защитит от столкновения с летучими мышами. Себе на спину он приторочил красный газовый баллон, шланг от которого вёл к газосварочной горелке, закреплённой на козырьке шлема.

Ацетиленовый фонарь завсегда лучше, ? пояснил Михалыч. ? И свет мощнее, и погреться можно, если что. Тяжеловат, правда, килограммов на 50 тянет. Но это от бедности нашей. Солнцевские рассказывали, в Новосибе умелец один ацетиленовые бачки из титана варганит. А то и вовсе пластиковые. Вот то – вещь. А мы так, по старинке. Согласно правилам техники безопасности, ? продолжил Дрон Михалыч, ? отправляешься под землю на час – жрачки там, бумаги туалетной, прочего всего бери на сутки. Пошёл на сутки – запасов бери на неделю. Случаи, они разные бывают. Тут пацаны однажды пошли на пару часов, а землетрясение привалило вход. Восемь месяцев их откапывали. Хорошо у ребят тушёнка, сгущёнка была...

Не торопясь, сгибаясь под грузом снаряжения, мы вышли за городскую черту.

Навстречу шла столь же колоритно одетая, как и мы, группа молодёжи явно школьного возраста, ведомая, скорее всего, учительницей. Правда, в силу малолетства, свои ацетиленовые бачки они везли на тележках – не под силу было взвалить на плечи. Поравнявшись с нами, руководительница группы случайным взглядом скользнула по идущему впереди Михалычу, и неожиданно лицо её исказилось. Зажав рот руками, она буквально отскочила к кованому забору, за которым простирались занесённые лёгким снежком посадки. Ухватившись за забор, женщина так и не смогла сдержать приступ рвоты. Дрон Михалыч, громко хохоча, проследовал мимо оторопелой группы.

Чего это они, Дрон Михалыч?

Да... Дело прошлое. История, так сказать, с предысторией. Чтобы ты понял, по порядку надо всё рассказывать. Ну да путь неблизкий, ? и, не останавливаясь он продолжил. ? Слушай. В прошлом веке, когда образина пятнистая стала страну разваливать, начались у нас тут времена совсем тяжкие. Ну, что автобусы не ходили, продуктов там, поубавилось – это понятно. Выкручивались – кто как может. Кто котят полный противень нажарит, или там собаку сварит... Но не поверишь! Храма Божьего и того ещё в городе не было. И вот в те времена взялся тут у нас фермерство поднимать бывший большой чиновник с какого-то республиканского природоохранного ведомства. Из-за чего столицу он покинул, не знаю. Не принято у нас спрашивать, кто как в глубинке оказался. Я сам в те годы школу только-только закончил. Так веришь, нет – не помню, что я тут осел. То ли от ментов прятался, то ли от армии косил... Ну не помню.

Заснеженная дорога вывела за городскую черту. Слева и справа высились поросшие лесом сопки. Дрон Михалыч продолжал:

Ну, засадил он огород картохой, собрал мешков пятнадцать, ан нет, решил, фермерство не прокормит и подался в предприниматели. Домик ты видел, где всё даром? Так вот. Открыл он там дилерско-сервисный центр Усть-Абаканского спиртзавода. И товар качественный был, и сервисное обслуживание на уровне. Скажем, прикупил товара с вечера, а утречком добро пожаловать в сервис-центр. Пока гарантийный срок не вышел, рассольчик бесплатно наливаем. Но, сам знаешь, чтобы прибыль была стабильная, в бизнесе нужно разные направления развивать. Вот он ещё и приёмом туристов занялся. Дело прибыльное, но конкурентов немерено. А конкуренты – всё больше друзья старые. Шибко наезжать на них в падлу. Стало быть, как-то надо на клиентов воздействовать, как-то представить надо так, что у нас всё в ажуре, типа при наличии путёвки обслуживание в дилерском центре льготное. А у конкурентов всё наоборот – гниловатенько.

У изгиба небольшой речушки мы остановились передохнуть. Рассказ же свой Дрон Михалыч не прерывал:

Вот тут как-то по весне конкуренты эти самые с Новосиба подвезли человек двести богатых клиентов с северов. С Мегиона, кажись. Мало того, что наши гиды побоку, так ещё и все гостиницы позанимали. И в общежития кирпичного завода заселились, и в гостевой дом Лаборатории проблем всемирного льда имени Ганса Хёрбигера. Правильным клиентам и остановиться негде. Аж на той стороне Июса палаточный лагерь разбивали. Ну и решили мы, местные, отвадить мегионовцев этих от наших пещер. Закупили мы в универсаме пару литровых банок кабачковой икры. Опередили туристскую группу, вывалили кабачковую икру на асфальт перед Археологической Пропастью, газетку помяли, сверху прикрыли это безобразие. Сами рядом сели. Шапки с кокардами лесоохраны напялили, ну ружья соответственно, типа при исполнении мы. Сидим. Ждём. А тут и мегионовцы нарисовались. Встали мы и неспешно так, сурово, вопрошаем: это что ж за гадость творите вы, господа туристы, в краю нашем Хакасском? Это кому же из вас угораздило навалить прямо на дорожке, да ещё и газетой "Правда" воспользоваться? Девчонка там впереди стояла. Голубоглазонькая такая. Смотрю на неё пристально: ну вот знаю же – ты это сделала! Она, перепуганная: дяденька, да мы только подошли, а это ж старое... Тут нагибаюсь я, зачерпываю двумя пальцами желтовато-коричневой кашицы – пробую на язык. Как старое, говоришь? Свежее, ещё тёплое! Явно ты! Тут и напарник мой подключается: свежее, говоришь, Дрон? Что ж ты его руками-то жрёшь? Подожди, сейчас ложку да хлеб достану. Ну и приступили к трапезе... А зрители... Кто просто сиганул от нас, кто прямо, где стоял, там и блевать начал. Вот таким образом мы конкурентам экскурсии срывали. А голубоглазая та выросла. Даже кличку заработала – "Нежная и тонкая". Уже раза два сама сюда детей привозила. А меня, видишь, хорошо запомнила.

Так за разговором, не спеша, километр за километром брели мы вдоль речки к главной пещере, где, по мнению археологов, проживало, плодилось, совершало обряды племя людей каменного века, численностью не менее ста пятнадцати человек.

Да, Михалыч. Знатная история. А что ныне? Закрылся дилерский центр?

Сами закрыли. Не актуально это стало. Хотя сами в этом и виноваты. Предприниматель абаканский, как деньга пошла, отошёл от дел маленько. Типа в науку подался. Издал двухтомник "Грибы-галлюциногены Кузнецкого Алатау". И вот этой книгой, почитай на нет и свёл весь спиртовой бизнес. Как сказал поэт: "Нафига нам эта дрянь, на природу лучше глянь. Ведь в деревне кайфу – целый вагон!".

По висячему мосту, а далее по асфальтированной дорожке мы подошли ко входу. Взору открылась бездна.

Пропасть Археологическая! ? сказал Дрон.

Низкий, с грязным полом ход, почти отвесно уходил вниз.

Вот, Георгич, почему МЧС-овцы соревнования по жопслею проводят. Это в спелеологии наипервейшее дело. Короче. Садись на пятую точку и съезжай вниз. И ничего не бойся.

Я осторожно опустился в обледенелый жёлоб. Дрон Михалыч толкнул в спину. Казалось, разогнаться негде, но вот уже свистит ветер в ушах, а мимо с бешеной скоростью проносятся ледяные сосульки. Прокатанная колея закончилась небольшим трамплином и, пролетев от силы двадцать метров по воздуху, едва не уронив керосиновую лампу, я оказался в обширном гроте. Стены подземелья сплошным ковром покрывала шевелящаяся чёрно-серая масса летучих мышей.

Вот как стали спелеологи меньше орать в пещере, так и расплодились мыши, ? прошептал мне на ухо Дрон. ? С одной стороны хорошо. Но живность эта счёт любит. А попробуй сосчитать массу такую. Я пробовал. И до миллиона не дошёл, как сбился. Пришлось сначала начинать. А эти твари ещё и местами меняются.

Привлечённые светом, летучие мыши разом повернули к нам головы. В полумраке подземелья вспыхнули красным мириады маленьких глаз.

И что, Дрон Михалыч, говоришь, в древности здесь люди жили?

При чём тут я. Большие учёные так говорят: и жили, и плодились, и обряды всяческие богомерзкие производили. Вот недавно совсем в дальнем гроте большое открытие сделали по поводу обрядов этих самых. Помнишь, я тебе позавчера про стоянку древних людей рассказывал? Наверху, за городом, место такое есть – Круглый лог. Так там землянки огромные аж тридцать четыре тысячи лет назад построили. И в землянках этих гиен разводили. Целое племя на этом кормилось, точнее, сородичи их кормили, чтобы в любой момент времени гиеной можно было воспользоваться. Я тебе уже об этом говорил. А пользовали зверя очень сложно. Вот представь: нужно, скажем, соседей извести. Берут для этого особую гиену и ведут её сюда, в пещеру. Ну, там поводок, намордник... Дело понятное. А там, в глубине, их уже специально обученные люди ждут. И ну гиену эту жечь берестяными факелами. Жгут до тех пор, пока она зубы не выплюнет. Вот сколько зубов выплюнет, столько и врагов сгинет. Не сразу, конечно, смерть они примут, но проверено. И семидесяти лет не пройдёт – ни один в живых не останется. Ух, и много людей извели колдуны... Да сам увидишь. Там, внизу, весь пол зубами усеян гиеновыми.

Да ну, Михалыч! Ты сам посуди, откуда современный учёный может узнать, что было тридцать четыре тысячи лет назад. Сам, небось, байку придумал.

Вот ты, Георгич, не веришь, обижаешь, а учёные не на пустом месте всё это выдумали. В прошлом веке здесь, почитай каждый год, экспедиция археологическая работала. Слышал, небось, ? Ганс Христиан Ларичев. Так вот он камни обнаружил. На первый взгляд булыжник булыжником. А если с научной точки зрения, такой булыжник поважнее библии иной будет. На нём всё древние отобразили. И история эта с гиенами, их выращиванием и умерщвлением там досконально прорисована. Аллегорически, конечно, типа топчет мамонт самку бизона, но для учёного ясно – про гиену это. Вот сколько лет прошло, сколько людей поумирало, а выражение такое слышал, небось: гиена огненная. Вот отсюда оно пошло. По всей земле, почитай, из Пропасти Археологической. Ну да чё языки чесать. Пошли-ка вниз. Сам всё увидишь.

Вдоль левой стены грота, цепляясь за отвесные скалы, мы спускались ниже и ниже. Навстречу нескончаемым потоком шли экскурсанты. Чумазые. С перекошенными от восторга лицами. Они шёпотом или знаками делились впечатлениями.

Эх, ? продолжил Дрон. ? Вот опять никто их на входе не переписал. А, стало быть, и знать не будут: все ли вышли, остался ли кто. Каждый год с десяток туристов теряется. И ведь пещера вроде маленькая, а пропадают бесследно. Ты притормози, Георгич. Тут о каждом камне рассказать можно. Сейчас мы с тобой, считай, в срединном мире. Тут, как учёные считают, посередине, люди и жили. Если направо пойти, вон видишь, там вверх и вверх... А что у нас вверху? А вверху у нас Боги Светлые и Радостные. Путь тот Большим Божественным Кольцом называют. Туда ходили, чтобы принести добро людям: об урожае попросить, детишек красивых зачать, или, опять же, сделать так, чтобы зверей в лесу было много. А можно и вниз свернуть. К Богам Страшным, туда, куда гиен водили. Пригибайся тут.

Потолок понизился. Широкий и просторный грот превратился в подобие расщелины, ныряющей влево под козырёк стены. Под ногами вниз уходила наклонная плоскость камня, сжатая с обеих сторон вертикальными стенами. Мы не прошли и полукилометра, как Дрон Михалыч вновь остановился. Вправо от нашего пути уходил тёмный коридор. Как будто великан гигантским топором расколол тут камень.

В Преддверии Хозяев Мрака мы с тобой, Георгич. Ты опять можешь верить, можешь не верить, но когда вели вниз гиену, тут делали остановку. Ну, представь ты: вот собираешься в дом войти к человеку сильному, может даже зловредному, ну дело у тебя к нему есть, попросить о чём хочешь. Ты же не будешь пинком дверь распахивать и в горницу вламываться. Постучишь вежливо, обскажешь хозяину, что за дело привело. Так и тут. Вставали люди и обряд специальный совершали. Правило такое было, что гиену вниз вести должны не менее двух человек. Поводок гиенский вот к этому камню привязывали, а сами люди в расщелину отходили. И там друг другу каменным топором пальцы отрубали. А потом сидели, не спеша пальцы отрубленные грызли и рассказывали, зачем в пещеру пришли. А косточки вон в ту нишу скидывали. Ну, мы с тобой без просьб, просто посмотреть, так что пойдём с целыми пальцами. Нет, если у тебя просьба есть, ты говори. Я на всякий случай нож-то прихватил.

Мы двинулись вниз. И исчез на недостигаемой высоте свод подземного зала. Раздались в стороны стены. По глыбам, каждая из которых была с добрую девятиэтажку, стараясь не потерять направления, мы продолжали спуск. Драгоценными камнями в свете ацетиленки вспыхивали капельки воды. С хрустальным звоном, дробясь о камни, они падали откуда-то из-под чёрных сводов. Шаг. Ещё шаг. Ещё сотня шагов. Ещё и ещё... Уступом глыбы обрывались вниз. И там, в каких-то пяти-шести десятках метров струилась чёрная вода подземной реки, по дальнему берегу которой угадывались обширные поля глины.

Вон там за рекой гиену и жгли, ? указал Дрон. ? Мертвечину смотреть, кости там всякие – интересного мало. Но у нас две возможности. Одна – спуститься вниз и пойти по течению реки влево. Там лабиринт. Красноярские спелеологи пытались топосъёмку его сделать, да запутались. Тут, видишь как, за раз такую работу не сделать. Ну и в один приезд один кусочек делают, в другой раз – другой. Суммарно километров сорок отсняли. А стали воедино сводить – не получается. Тут белое пятно, тут наоборот, одно место дважды сняли, да по-разному. Так и забросили это дело. Мы с тобой туда соваться не будем. Я как-то прикинул: почти шестьсот раз в этом лабиринте был. Если совсем точно, то пятьсот восемьдесят девять, а до сих пор начало его только и знаю. Легенда такая есть: в гражданскую войну сумели отряды Соловьёва отбить у Гайдаровцев собаку, которая ох как здорово белобандитов выслеживала. Батька Соловьёв крутой мужик был. Велел собрать народ с окрестных городишек и прилюдно расстрелять собаку, а труп в Археологическую Пропасть скинуть, да оплошка вышла. Вырвалась собака и сама в жёлоб жобслея прыгнула. Мужики тогда с факелами, почитай, неделю её искали. Как в воду сгинула. Потом, сказывали, в Красноярском крае вылезла из пещеры Торгашинской. Всю шкуру о камни стёрла. Почитай, как бритая. И ослепла, бедолага. К тому времени с белыми уж покончили, приют там в заповеднике организовали, так та собака, почитай, до самой перестройки в нём и жила. Ухаживали за ней. Я же тебя, Георгич, наверх поведу через Цветочный ход.

Осторожно, выверяя каждый шаг, мы спустились вдоль правой стены грота и протиснулись в узкую щель. Как в другой мир попали. Белоснежное кружево натёков на стенах, наклонный ход, уводящий вверх. Где ползком, где на четвереньках, мы приступили к подъёму. Двигались максимально осторожно, стараясь даже дыханием не задеть покрытых лучами кристаллов стен. Ощущение было такое, что мы оказались внутри огромной друзы полупрозрачных каменных лучей многоугольников.

Ход всё сужался.

Туда? ? с недоумением спросил я.

Да, ? сказал Дрон Михалыч. ? Снимай шинель, снимай шлем, бери фонарь в зубы... Да осторожней ты, не обожгись... И ползком. Не пролезешь, так и всё с себя придётся снять. Я на всякий случай бидон машинного масла взял с собой. Это если совсем тяжко будет протискиваться. Техника простая: выдох, пригоршню масла плещешь на камень, сантиметра на три протискиваешься, вдох, застреваешь, конечно, но и отдыхаешь зато. Снова выдох, снова пригоршня масла... Ну, вот как-то так. Да не боись, ход короткий – 68 метров.

Всё кончается. Закончилась и показавшаяся бесконечной коротенькая узость. Смешно подумать: жалкие шесть часов пресмыкания в калибре показались чуть ли не сутками. Дрон уселся на камни, вытер со лба пот. И ему нелегко дался простенький подземный маршрут.

В общем, с крещением тебя, Георгич. Главную Сыйскую пещеру посетил. Теперь и наверх можно. К свету. Дорогу-то сам найдёшь? Не найдёшь, говоришь... Ну да не дрейфь. Я тебя выведу. А заодно секрет открою. Никто не знает, как из любой пещеры выход найти. Подбираешь камень побольше и кидаешь в самую гущу летучих мышей. Они с перепугу на выход кинутся. А ты за ними и двигай.

Поверхность встретила обилием запахов, необычайно яркими и чистыми красками окружающего леса, пением птиц. Как в страшном сне вспоминалась теперь чёрная бездна Археологической Пропасти. Переполненный впечатлениями, восторженный от возвращения в мир солнца и света, я рассеянно брёл за своим провожатым к мосту. Уже скрипнул под ногами дощатый подвесной настил, когда, резко остановившись, Дрон, не оборачиваясь, прошептал:

Вляпались...

У противоположного края моста стоял камуфляжно раскрашенный джип, и троица людей в непонятной форме, но при вполне понятных автоматах Калашникова, покуривая и сплёвывая, смотрели в нашу сторону. Так же, не оборачиваясь, Дрон продолжал тихо говорить:

Сейчас билеты проверять будут. Это с Шира сотрудники музейной охраны. Они тут все интересные места в аренду норовят взять. Ты молчи. Говорить я буду. Под дураков скосим.

Один из троицы выступил вперёд:

Так, Дрон Михалыч. Седина в бороду, бес в ребро. Браконьерничаете, стало быть, в угодьях наших. Без билетов, без лицензии пещеру с экскурсантами затаптываете. На этот раз не отмажетесь, как на Шоссе Потомков, с поличным мы вас.

Михалыч на глазах как-то ссутулился. И даже в том ракурсе, что я его видел – со спины – заметно поглупел.

Почему сразу экскурсантов-то? Какой это экскурсант?

Дрон Михалыч, согрешили – ответ держите.

Ответ держать? Это мы запросто. Чё его держать-то? Вот, возьмите... Из старых запасов бутылочка, из дилерских.

Ну, Дрон Михалыч, приятно с вами встречаться. С пониманием вы к нашей госслужбе и должным уважением. Мы ж теперь и сами видим: вы просто ко входу подходили, не более. Но с другой стороны, как-то оно маловато, ответа-то. Нас вот трое, ответ один...

Кряхтя, Дрон Михалыч из объёмистых карманов шинели достал ещё два ответа и, повернувшись ко мне, уже не стесняясь, вполне громко сказал:

Георгич, ну, вернёмся до города, в Синем Бухаре ты мне трижды аргументируешь, почему это я за тебя ответы держу.

Да без проблем. Ладно, ребята. Успешного вам блюдения интересов государственных.

Не знаю, как Дрону Михалычу, а мне покорение глубин Пропасти далось ох тяжко. Идём к городской окраине – еле ноги переставляю.

Вечерело. Вдоль главной улицы загорались фонари. Мороз крепчал. Откуда-то с верховьев Сыйского лога налетали порывы обжигающе-холодного ветра. Народ на улицах плотнее застёгивал полушубки, прятал носы в поднятых воротниках.

"Да, не тот сибиряк, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается" – не успел я так подумать, как нас обогнал средних лет мужичок в шапке-ушанке, завязанной под подбородком, и ватнике. Из-под ватника выглядывали короткие джинсовые шорты. На голых ногах болтались огромные валенки.

Дрон Михалыч, это что ещё за чучело?

Это начальник космодрома. На планёрку к мэру спешит. А ты, "чучело"... Он же людям здесь вселенную открывает!

Подожди... А что за видок тогда у него?

Извиняй, Георгич. Дресс-код. Мэр с тобой будет разговаривать только если ты к нему в шортах заявишься. Он эту моду в городе ввёл, он её и поддерживает. Ох! Строго блюдёт. Сперва шорты – это был фирменный стиль межрегионального объединения "Карибу". Они тогда как раз пещеру Федорино Горе копали. Считай, на этих копаниях мэр себе имя и сделал. А как во власть пришёл, где намёком, а где и силой, ввёл этот самый дресс-код в мэрии.

Дрон Михалыч, а мы в это самое Федорино Горе пойдём?

Не пойдём. Пещера сложная, большая. Там только из Новосибирска аж трое погибло. Почитай с нуля её наш мэр выкопал. Изначально только грот был. Низким звался. Всех достопримечательностей-то – куча из лошадиных черепов. А вот взялся мэр, и крупнейшую пещеру Хакасии вырыл. Никто и не думал, что именно там копать надо. Все больше норовили порыться в соседней, в Кошачьей. Та и перспективней смотрелась, да и в плане истории интересней. Там бродячие кошки зимовали. И, считай, начиная с каменного века, люди их подкармливали. До сих пор осколки блюдечек из-под молока найти можно. Это уже потом, когда аборигены здешние в Африку откочевали, царство там в дельте Нила создали, культ этот расцвёл. Богиня Бассет – женщина-кошка, вторая по значимости у них была. А зарождалось всё тут, у нас, в Кошачьей. Да и в прочих местах ещё мясо сырое жрали и голыми ходили, а у нас здесь уже Кресту Нерукотворному люди поклонялись.

Да. Смотрю, что ни пещера, то история.

И ещё какая! ? ответил Дрон. ? Вот, к примеру, на той стороне Июса пещера Петушиная. Так там первооткрыватели нашли древнюю всадницу. Ну не саму всадницу, скелет только. Но скакала она по подземельям не на лошади, а на пещерном льве.

Михалыч, ну опять ты над приезжим смеёшься... Не могло такого быть.

Дрон помолчал. Раскурил папироску.

А ты, Георгич, как думаешь, на лошади она скакала? Ты же сам только из пещеры. Видел – где в рост идёшь, где ползком, где на скалу лезешь... Лошади ползать не умеют. А лев запросто. Почитай в монографии у Ганса Христиана, который Ларичев. Целая глава этому посвящена. Сбруя описывается, сёдла там, удила. Стремена делали ох красивые. Да и вообще считают, от той всадницы и пошла известная легенда о Синей мавке. Ещё дальше Козлиный Кратер, а затем Пологая. В Пологой ледник. Так там в толщу льда неандерталец вмёрз. Лёд прозрачный – хорошо видно. Спорят, правда. Криптозоологи талдычат, что это снежный человек. Но мы же с тобой не деревенщина какая. Знаем. Все эти йети – выдумка кемеровского губернатора, который на охоте депутата госдумы повстречал. А неандертальцы были. Это тебе любой школьник подтвердит.

Интермедия третья

...Темой своего доклада на конференции научного общества "Сибирь" я избрал "Критический разбор наиболее спорной интерпретации археологических находок, обнаруженных академиком Гансом Христианом Ларичевым в окрестностях города Малосыйска".

Как хорошо известно из литературных источников, факт наличия питомника гиен в устье Круглого лога возрастом не менее тридцати четырёх тысяч лет до нашей эры неоспоримо доказан. Однако ритуал гиены огненной в некоторых своих частях уважаемый академик трактовал совершенно умозрительно. По непонятной нам причине он отказался от тщательно выверенного метода поиска аналогий, когда предполагаемый обряд сравнивается с ныне существующими обрядовыми действиями у наиболее отсталых и примитивных частей населения Земли. Если сам факт введения гиены в пещеру с последующим изрыганием зубов видится нам обоснованным теоретически и подтверждённым археологическими находками, то объяснение, данное академиком находкам множества скелетированных фаланг человеческих пальцев в средней части пещеры, по взглядам многих прогрессивных учёных, как нашей великой державы, так и зарубежных, не имеет отношения к культу гиены огненной.

Прежде всего, Ганс Христиан Ларичев проигнорировал тот факт, что останки человеческих пальцев принадлежат разнополым особям. А самое главное, полностью отказался учитывать прекрасно объясняющие нахождение данных костей в пещере современные обряды, исполняемые на территории Российской Федерации. В настоящее время мы с уверенностью можем говорить о факте имеющихся отголосков данного обряда в традиционных верованиях коренного населения нашей страны. А именно: снятие обручальных колец при разводе, который упрощённо повторяет отъём пальцев у покидающих друг друга супругов. В то же время в своём докладе мы не можем не отметить выдающееся научное предвидение учёного, который на основе анализа слабо различимых царапин на каменных орудиях утвердил, что данные сколы представляют собой образец палеолитического искусства. Данный петроглиф изображает пещерного льва и оседлавшую его первобытную женщину. Обращаю ваше внимание, что прорисовка петроглифа была опубликована Гансом Христианом Ларичевым до открытия пещеры Петушиной с костями пещерного льва и женщины-всадницы. По сложившейся традиции, многие деятели от истории представляют сибиряков древнекаменного века тупыми полудикими животными. На примере же этого петроглифа мы видим образец создания поэтического образа женщины, выглядывающей из гривы льва. О какой "первобытности" творца этого произведения можно говорить, если буквально двумя-тремя штрихами ему удалось передать все женские черты. Не менее поэтично древний художник передал сталактитово-сталагмитовое убранство пещеры, изобразив каменные натёки в виде частей тела мамонта.

За разговором мы неторопливо добрели до Синего Бухаря. На крыльце кто-то резко дёрнул меня за подол куртки:

Мужик, ну ты это, еслиф чё, на поляне стоять будешь, дык я того, её в аренду взял. Только с моего согласия, за деньги.

Михалыч брезгливо оттолкнул мужичка.

Не обращай внимания, Георгич. Дурачок это. Мужики наши над ним подбалдели. Типа поляну на берегу Июса за ящик водки ему в аренду в вечное пользование сдали. А он, от счастья, видать, умом тронулся. Теперь ко всем цепляется. Летом дак вообще, как кто палатки поставит на поляне, бежит: убирайте, моя поляна! Дурачок и есть Дурачок. Ты не обращай внимания. Заходи, Георгич, располагайся. Ты мне сейчас аргументы купишь, сядем, поговорим, прикинем, куда завтра пойдём.

Аргументы-то какие нужны? Шибко весомые?

Ну, шибко - не шибко, по полкило каждый. Чтоб стояли и позвякивали.

Приступив к аргументации, Михалыч продолжил рассказ об истории Малосыйска.

Тут, Георгич, что ни дом, то целое сказание. Вот взять Синего Бухаря. Это сейчас в кабак его перестроили. А был жилым домом. Глава строительной фирмы жил.

Аргументы оказались вескими. Стены дома стали покачиваться, пол норовил ускользнуть из-под ног. Поэтому, попросив упаковать последний аргумент нам с собой, отправились мы до дома. В сгустившейся тьме на угадывающейся вдали горе мне почудилась цепочка огней, медленно поднимающаяся от окраины города куда-то вверх.

Синеватые утренние сумерки предвещали новый чудесный день. Михалыч возился у плиты, заваривая свой совершенно особенный рюмочный крупнолистовой чай. До чего же хорошо вот так, не спешно, оспорить чайком вчерашние аргументы, выгнать из себя их уверенность, да и прикинуть за второй-третьей рюмкой план новых приключений на Малосыйской земле.

А вариаций у нас, Георгич, немерено. Тут в восьми километрах деревушка есть на полторы избы. Улус Ефремкин. До него рейсовым автобусом доберёмся. А там можно прогуляться до входа в Федорино Горе, можно к стойбищу аборигенов у подножия Семи Нахлебников, а оттуда вернуться в Малосыйск по Шоссе Потомков.

Я задумался. Скалы, горы – это можно посмотреть и в других местах. В той же Турции. А вот пещеры, честно говоря, меня пленили.

Знаешь, Дрон Михалыч, давай пойдём к Федориному Горю. Заодно и Кошачью пещеру покажешь.

Лады. Но под землю не пойдём. И не уговаривай.

Дрон Михалыч стал упаковывать небольшой рюкзак. Мне же вдруг вспомнилась почудившаяся вчера цепочка огней.

Михалыч. Когда мы вчера домой шли, на горе какие-то огни двигались. Почудилось?

Почему почудилось? Это Крестный ход. Там на горе Крест Нерукотворный. Вот к нему люди и ходят. Сейчас уже в открытую. А при советской власти маскировались. Тогда самый большой Крестный ход приурочивали к седьмому ноября – типа демонстрация трудящихся. Человек по триста к Кресту ходили. А сейчас вроде и можно всё, а больше десяти-двенадцати человек не набирается. Правда, чаще ходить стали. Считай, каждые выходные. Кто днём, кто по ночи к Кресту тянутся. Ну, ты одевайся. Автобус вот-вот. Я тебя на крыльце подожду. Покурю пока.

За Дроном Михалычем хлопнула дверь, через которую в тепло дома ворвались клубы морозного пара.

Микроавтобус маршрутного такси высадил нас у огромной автостоянки, забитой легковыми автомобилями и автобусами.

Да-а-а... ? вздохнул Михалыч. ? Теперь вот так. Ступени, дорожки. А когда копать начинали, "Карибовцы" в самом узком месте ущелья с медведем нос к носу столкнулись. Хорошо мужики тёртые. Не струхнули. Кабы от медведя побежали вверх, догнал бы он их. А они вниз прямо мимо него сюда к дороге. Да и после случай был. С Абакана девица на дне Федориного Горя в озеро упала. Я помощником гида в той группе был. Ну и отправили меня вывести её наверх и в город вернуться. Так нам всю ночь пришлось в Низком гроте сидеть, ждать, когда волчья стая уйдёт. Девчонка совсем обледенела. Я её в город волоком по дороге тащил. Хорошо, бард проездом из Абакана гостил. Применил нетрадиционную медицину. В общем, спасли человека. Ну да пошли помаленьку.

Ступенька за ступенькой широкая лестница вела по склону. Впереди вставали отвесные скалы с узкой расщелиной, по которой и пролегал путь. Подъём стал круче. Наконец, впереди показался низкий зев пещеры. Нависающие камни делали его похожим на раскрытую пасть.

Вот это и есть Федорино Горе. А правее – во-о-он та дырочка неказистая – это Кошачья. Ну, пойдём, как обещал, подведу тебя к самому входу. Ты особо-то не переживай, что вниз не пойдём. Я лично уж лет двадцать, как в неё не хожу. Ничего там хорошего не осталось.

Что так?

Дед Дрон потоптался на месте, припоминая:

В конце прошлого века в улусе Ефремкин проходил слёт юных мичуринцев. И затеяли они, дети эти самые, экологический выход на нижние этажи Федориного Горя. Там у них атрибутика сложная. За каждое доброе дело им галстук цветной дают. Так вот за экологический выход зелёный полагался. А задачу перед ребятнёй поставили сложную. Вот в Пропасти Археологической ты видел – всюду глина. А тут решили у озёр в самом низу возродить почвенный слой, дабы потом на нём те самые грибы выращивать, галлюциногены которые. Фильм "Марсианин" смотрел? Как там горе-космонавт почву под посадки из собственной каки создавал. Вот и здесь. Каждый подросток должен был... Как бы это выразиться поприличнее... Высидеть не менее трёх килограммов каки. А потом хорошенько смешать это добро с пещерной глиной. С грибами у них как-то не получилось. Зато на плодородной почве развелись пещерные ёжики, ? Дрон Михалыч помолчал и продолжил: ? Тварь издали красивая, белоснежная, пушистая. Но шустрая необычайно. Ты, может, не слышал, но ёж – это самый что ни на есть близкий родственник летучей мыши. Если хочется потрогать, нужно тихонечко подкрасться и хватать пригоршней. Правда, сейчас почти всех ёжиков переловили. Даже окольцевать всех не успели. Но почва-то осталась, так что по новой разведутся. Зато ход этот, с почвой, название получил – Подростковый. Тут с Томска народ приезжал. Говорили, что всё это не так, что ход этот открыл некто Подросток, вот потому так и называется. Но я тебе скажу, одному человеку столько почвы не сотворить. А томичи вечно, те ещё хвастуны. Так что давай-ка мы с тобой поверху пройдёмся. Красотами полюбуемся, воздухом свежим подышим. С хребта Шоссе Потомков будет как на ладони. Ну а перед спуском к Кресту Нерукотворному подойдём. Дело святое.

По заснеженной тропке мы шли по самому гребню в сторону города. Дрон Михалыч ностальгически вздыхал:

Георгич! Для тебя просто красота. А для меня, почитай, вся жизнь разворачивается. Каменная Корона – тур на ней я ещё школьником складывал. Вон там, внизу, арка. Под ней наш мэр с друзьями пещеру раскапывал. Дальше – Западня. А сколько мест, от которых одни названия остались: Самолётная, Лампочка... Разъехались с Малосыйска люди, которые знали, где эти пещеры. Вот так не только новое находим, но и старое теряем. Вот одну из пещер, что в Сыйском логу, так и назвали – Потеря.

А вид открывался сказочный. Быстротечен зимний день. И желтоватые лучи заходящего солнца окрасили в нежные тона известковые скалы с провалами гротов и пещер. Синеватая морозная мгла укутала двуглавую гору на горизонте, посеребрила инеем верхушки лиственниц.

Правы были те, кто убеждал меня, что приезжать в Малосыйск на три-четыре дня нет смысла. Но и этот крохотный кусочек времени подарил мне знакомство с лабиринтом пещер, гор, истории. Заставил задуматься о тех вещах, которые открывают истинную красоту Земли.

Кузняк Никита, 11 лет,
с. Новосёлово, Красноярский край,
клуб общения молодёжи.

Константинов Егор, 14 лет,
с. Новосёлово, Красноярский край,
клуб общения молодёжи.