Главная Карта сайта
The English version of site
rss Лента Новостей
В Контакте Рго Новосибирск
Кругозор Наше Наследие Исследователи природы Полевые рецепты Архитектура Космос
Библиотека | Рассказы

Неморские байки

Екатерина Лаврина


Предисловие:


После публикации в интернете «Баек капитана Кати» мне часто приходилось выслушивать мнения некоторых моих читателей. Одни восхищались, другие ругали. Равнодушных, однако, не было. Те, кто мои байки ругал, говорил мне, что такие байки писать никак нельзя – это неполиткорректно. Что, описывая чьи-то ошибки, я дискредитирую этих людей в глазах общества. Что такие байки можно рассказывать только у костра на Тайване после третьего стакана. Что нельзя описывать людей такими, какие они есть на самом деле, а уж тем более, при этом упоминать их имена, и помещать их фотографии. Уж не знаю, что бы это тогда были за рассказы?


По моему глубокому убеждению, правда и «политкорректность» вещи несовместимые. Можно либо написать живой и правдивый рассказ, либо шаблонное школьное сочинение типа: «Усталые, но довольные, туристы – парусники возвращались из похода домой». Эти же мои рассказы, «политкорректно» можно пересказать всего в двух строчках:


Я слушала живых поэтов,

Спасибо партии за это.


Единственное, что я сделала в угоду, гм, «политкорректности», это не стала называть «фамилии, явки, шифры, адреса» моих героев. Кроме, разумеется, тех, без которых в рассказе не обойтись, как, например, имя Александра Сергеевича Пушкина.


Прежде чем публиковать эти байки в интернете, я много раз рассказывала их на дружеских посиделках в различных компаниях, и мне приходилось слышать реплики типа:


-«Ты всё врёшь, я сам ходил в советский детский садик, и у нас ничего такого не было! Ты это всё сочиняешь! Такого не может быть, потому, что не может быть никогда!»


На это я сразу отвечу, что во первых: у меня совершенно не развито творческое воображение и сочинять я не умею, а во вторых ещё Достоевский говорил, что ничего выдумывать не надо, никто не может выдумать историю лучше, чем сама жизнь. Или что-то в этом роде.


А насчёт того, что подобные байки можно рассказывать только после третьего стакана: так кто ж вам не дает? Можете и костёр перед монитором разжечь, если хотите!


Байка №1: Белочка.


Что такое детский сад, я узнала довольно рано, т.к. матери приходилось ходить на работу, а отец с нами не жил. Утро в детсаду начиналось в 6 утра с пения Интернационала. Мне было года 4, но я отчётливо помню эту картину: огромная, на 3 группы спальня, вся уставленная кроватями, возле кроватей стоят сонные невыспавшиеся дети и на всё помещение нестройными детскими голосами вопят: «Вставай проклятьем заклеймённый весь мир голодных и рабов…». Я тогда всерьёз считала, что эту песню мы поём про себя, и очень удивилась, когда мне сказали, что это не так, а делаем это мы «из солидарности с трудящимися капстран». Зачем нужно было поднимать детей в такую рань, и каким образом эта идиотская процедура пения Интернационала могла помочь трудящимся капстран, мне до сих пор не понятно.


Официальной религией того времени был коммунизм, и нас активно приучали верить в главного идола этой религии – Дедушку Ленина. Делалось это с помощью песен, стихов и рассказов, которые сами по себе «имели высокую художественную ценность». Нас же заставляли всё это петь, читать и разучивать наизусть. Однако всё это имело оборотную сторону, которая самым неожиданным образом проявлялась. Например: На одном из занятий нас попросили слепить из пластилина зоопарк. Один из мальчиков, изобразив кое-как клетки с животными, посреди всего этого великолепия расположил памятник Ленину. На вопрос воспитательницы «Зачем в зоопарке памятник?» мальчик совершенно невозмутимо пояснил: «А как же, животные же тоже хотят жить при коммунизме!».


Особенно мне нравились рассказы. Один из них повествовал о том, как Ленин, сидя в тюрьме, лепил из хлеба чернильницы, в которые он наливал молоко, которым, в свою очередь, он писал свои труды в книгах между строчками. Когда заходил надзиратель, Ленин съедал чернильницу и надзиратель не найдя у него ничего, кроме книги, которую он якобы читал, уходил, а хитрый и находчивый Ленин, лепил из хлеба новую чернильницу, наливал в неё молоко, и продолжал заниматься написанием своих бессмертных творений. Не всегда, однако, у него всё проходило гладко, как-то раз ему попался дотошный надзиратель и Ленину пришлось съесть подряд 16 чернильниц, но он всё равно вышел победителем, а надзиратель в очередной раз ничего не обнаружил. В этом месте рассказа, я задала вопрос, который казался мне совершенно логичным: «А куда Ленин при обыске девал перо, которым он писал?». Ситуация, как говорится, из серии «гусары молчать!». Воспитательница не нашла что ответить, и сказала что-то типа, что умная девочка в моём возрасте не должна задавать таких идиотских вопросов. Когда я потом перечитывала эти рассказы в более взрослом возрасте, я обратила внимание ещё на один момент: Ленин ведь в свои чернильницы наливал молоко из чего-то, то есть молоко уже до этого содержалось в каком-то сосуде, так почему нельзя было макать перо в этот сосуд, а надо было лепить из хлеба, не обладающего водоупорными свойствами, какие-то чернильницы, а потом судорожно их поедать?


В другой раз нас повезли на экскурсию по городу, а в конце привезли на площадь Ленина, где тогда располагалась главная новогодняя ёлка города. Воспитательница, показывая на памятник Ленину, говорит нам: «Вот посмотрите, дети, Дедушка Ленин смотрит на то, какую замечательную ёлку советская власть поставила детям!» Мне же доводилось бывать там не только зимой, но и летом, и я знала, что ёлка стоит только зимой и спросила: «А куда Дедушка Ленин смотрит летом, когда ёлки нет?». За ёлкой, напротив Ленина располагался Госбанк, сказать, что Ленин смотрит летом туда, воспитательнице, наверное, было неудобно, и она, неодобрительно посмотрев на меня, проигнорировала мой вопрос, а вечером вызвала мою маму и провела с ней беседу на тему: «Почему ваша Катя постоянно задаёт такие неудобные вопросы про Ленина, не проводите ли вы с ней дома сеансы антисоветской пропаганды?»


Отдельной темой были песни. Я не буду их сейчас все перечислять, читатель, помнящий советское время, знает их не хуже меня, расскажу лишь об одной. Там были такие слова:


Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой,

В горе надежде и в радости.

Ленин в твоей весне,

В самом счастливом сне,

Ленин в тебе и во мне.


Последняя строчка меня особенно поражала, я не могла понять, как же это Ленин может быть одновременно и в тебе и во мне, и однажды задала соответствующий вопрос воспитательнице. В ответ услышала раздражённый монолог следующего содержания: «Ты же уже не маленькая, тебе пора и самой понимать, что фраза «Ленин в тебе и во мне» - это надпись в роддоме!!!» А что если рождается девочка? Комментарии, как говорится, излишни.


Апофеозом всего этого стал новогодний праздник, когда воспитательница, наряженная по этому случаю снегурочкой, предложила позвать главного героя праздника:


-«А ну-ка, дети, давайте хором крикнем: дедушка…»


-«Леееенин» - хором закричали дети.


-« Да, нет же, не Ленин, сейчас к нам должен придти другой дедушка» - в отчаянии пыталась объяснить нам воспитательница текущую ситуацию – «ну-ка, дети, давайте позовём ещё раз: дедушка…»


-«Леееенин!!!» - упорно продолжали кричать дети, игнорируя все пояснения воспитательницы.


Когда всё-таки в комнату вошёл Дед Мороз, у многих детей наступил ступор из-за вопиющего несоответствия внешнего облика Деда Мороза и Дедушки Ленина, портрет которого висел в каждой комнате. Некоторые дети с рёвом бросились вон из комнаты, такого явного подлога, они никак не ожидали. Приглашённый Дед Мороз явно не ожидал такой необычной реакции детей на его появление. Когда же ситуация немного устаканилась, Дед Мороз предложил оставшимся детям прочитать про него какое-нибудь стихотворение. В зале повисла гнетущая тишина. Наконец в центр зала вышел робкий стесняющийся мальчик, и кое-как, смущаясь и краснея, произнёс следующее стихотворение:


Дед Мороз, Дед Мороз,

Тубареточку принёс.

Тубареточка мала,

Деду по носу дала.


В зале снова повисла гнетущая тишина. Дед Мороз был явно озадачен, такого приёма он никак не ожидал. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Дед Мороз предложил детям спеть какую-нибудь песню про ёлочку. Тогда всё тот же мальчик вышел на середину зала и пропел:


В лесу родилась ёлочка,

А кто её родил?

Четыре пьяных ёжика

И Гена крокодил.


Тут уже и до воспитателей дошло, что вечер безнадёжно испорчен. К следующему новому году мы уже учили стихи и песенки новогодней тематики, но осадок, как говорится, остался. А всё дело в том, что перед новым годом нам усиленно читали рассказ о том, как Ленин с Бонч-Бруевичем пришли к детям на ёлку.


Когда воспитатели не слышали, дети часто читали стишки про Ленина совершенно непристойного содержания. Эти стишки распространялись из уст в уста, и моментально разносились по всему детсаду. Однажды и я решила похвастаться своими познаниями в этой области и прочитала что-то типа:


Дедушка умер, а дело живёт,

Лучше бы было наоборот.


Кто-то на меня донёс воспитательнице, и меня до конца дня посадили в карцер, которым служила неисправная душевая кабинка в ванной комнате. Сидеть там было неудобно холодно и тоскливо. Когда вечером, после работы, моя мама пришла меня навестить, я пожаловалась ей на своё бедственное положение и слёзно просила меня из этого места забрать, на что услышала её категоричное возражение:


-«Ну куда я тебя дену, дома опять наш алкаш со своими дружками гуляет, не оставлю же я тебя одну с ними».


Когда я это услышала, в моей голове моментально созрел коварный план.


Дело в том, что мы с мамой жили в коммуналке, одну из комнат которой занимал мужик, работающий вахтовым методом на крайнем севере. Кода он приезжал с вахты, то в течение недели пропивал все заработанные деньги, и в это время у нас дома гуляли все алкаши района, когда деньги у него заканчивались, он снова куда-нибудь нанимался. Сидеть дома с алкашами мне казалось куда меньшим злом, чем детсад, и я совершила дерзкий побег. Когда нас, на следующий день вывели на прогулку, я нашла в заборе место, где расстояние между прутьями позволяло мне между ними пролезть, и осторожно прячась за кустами, удалилась из поля зрения воспитательницы и просто пришла домой. Дверь мне открыл наш сосед. Поскольку наша комната была закрыта на ключ, которого у меня не было, я прошла на кухню и уселась за наш стол. На меня обратили внимания алкаши, и один из них спросил меня:


-«Девочка, ты откуда тут взялась?»


-«Я ушла из садика» - честно ответила я.


-«А в какой садик ты ходишь, как он называется?» - продолжал интересоваться мужик.


-«Белочка» - ответила ему я.


Детский сад действительно назывался «Белочка», но это слово вызвало у алкашей бурную реакцию, которая мне была совершенно непонятна. Дело в том, что на жаргоне алкашей слово «белочка» означает – «белая горячка», но тогда я этого, естественно, не знала. Алкаши просто катались со смеху:


-«Ха-ха-ха – детский сад «Белочка» - ха-ха-ха, ну надо же, а детский сад «Белочка» - ха-ха-ха!!!»


Тут встал со стула один из алкашей с кучерявой шевелюрой и бакенбардами и торжественно прочитал следующее стихотворение:


«Белочка»


Товарищ верь, придёт она,

Не лев, не птица, не лисица.

Мы пробудимся ото сна,

И в медицинские страницы

Запишут наши имена.


Это стихотворение вызвало у алкашей бурю восторга, а наш сосед восторженно произнёс:


-«Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»


Тут пришло время рассказывать следующую байку, которая называется:


Байка№2: Великий русский классик.


Одного из друзей нашего соседа звали не как-нибудь, а Александр Сергеевич Пушкин. Когда Пушкин служил в армии, ему постоянно доставалось за его столь великое имя. Например, какой-нибудь генерал звонит по телефону в часть, Пушкин, как положено, докладывает:


-«Дежурный Пушкин у телефона»


-«Ты ещё скажи, что Александр Сергеевич!!!» - гневно вопрошает генерал, который, разумеется, думает, что Пушкин его разыгрывает.


-«Так точно, Александр Сергеевич» - как и положено, отвечает Пушкин.


Генерал, естественно, приходит в ярость и отправляет Пушкина на гауптвахту.


Или другая ситуация: На замечание старшины, кто-то из солдат цитирует классика, а на вопрос старшины:


-«Кто это сказал?», ему резонно отвечают:


-«Классик, Пушкин».


Далее следует команда старшины:


-«Пушкин, выйти из строя. Три наряда вне очереди!».


И так протекала вся служба Пушкина в армии. Естественно, его это чертовски задолбало. Когда Пушкин вернулся из армии, он решил взять реванш у судьбы. Он отрастил себе соответствующую шевелюру и бакенбарды, добился максимального сходства с великим поэтом, и в таком виде, естественно, привлекал к себе всеобщее внимание. Когда его спрашивали:


-«Мужик, ты что под Пушкина закосил?»


Пушкин резонно отвечал:


-«Я не закосил, я и есть Пушкин!»


И с этими словами показывал им свой паспорт, где под его фотографией стояла лаконичная подпись: «Александр Сергеевич Пушкин». Мужикам это неимоверно нравилось и они тут же бежали за бутылкой. А как же иначе, сам Пушкин, ведь не кто-нибудь! Естественно Пушкину все наливали: кому же не хочется выпить с самим классиком русской литературы! Волей-неволей Пушкину пришлось научиться сочинять стихи, имя, как говорится, обязывало и тут уж он был уже нарасхват. Вот одно из его стихотворений того периода:


Куда бы ни кидала нас судьбина,

Куда бы мент нас из пивной не уволок,

Мы алкаши, нам целый мир чужбина,

Отечество нам водочный ларёк!


Ради таких стихотворений, Пушкина приглашали на все пьянки в ближайших нескольких кварталах, где он читал свои стихи, а его за это бесплатно поили и кормили. Вскоре Пушкин бросил свою работу на каком-то там заводе и перешёл на автономный режим существования, когда с одной пьянки, он просто шёл на другую, неделями не появляясь дома, лишь иногда заглядывая к товарищам в серых мундирах. По этому поводу Пушкин даже написал стихотворение:


Выйду из ментовки, лягу под забором,

И меня укроет белая метель.

Не нужны мне спальни, кухни, коридоры,

Лужа мне кроватка, лужа мне постель.


Иногда к нам домой приходила жена Пушкина и уносила его домой, но однажды она ошиблась квартирой и позвонила в дверь к соседям, которые были слегка шокированы появлением у них в час ночи заплаканной женщины, спросившей, не заходил ли к ним сегодня Александр Сергеевич Пушкин. После этого инцидента жена Пушкина перестала за ним приходить, и Пушкин оставался ночевать у нас на кухне. Дело в том, что дом наш был старой постройки, и на кухне сохранилась так называемая «плита» - кирпичное сооружение с чугунной верхней поверхностью, оснащённое топочными дверцами и дымоходом. Наверное строители дома полагали, что «В век, когда космические корабли бороздят просторы большого театра», еду мы должны, по прежнему, готовить на дровах. Естественно этого никто не делал, у всех давно были электроплитки, а «плита» стояла заставленная тазами и кастрюлями. Её то и использовали алкаши в качестве стола, освободив часть «плиты» от кастрюль и постелив там газетку. На этой «плите» по пьяни спал Пушкин, согнув ноги в коленях, т.к. в полный рост он на ней не помещался. Сему он посвятил стихотворение:


Я спал на кухонной плите

Не в силах совладать с собою,

И мысль сверлила мозг порою:

Как бы в древесной тесноте

Под каменной не спать плитою.


Вообще-то стихи сочинял не только Пушкин, были на этих пьянках и другие поэты, например некто Шипилов, пожилой уже человек с длинной до пояса седой бородой, внешне похожий на Отто Юльевича Шмидта, утверждавший, что он не кто иной как «внебрачный внук Льва Толстого». Он сочинял длинные поэмы, в основном, антирелигиозного содержания. Мне, например, запомнилась его поэма «Мёртвые уши», рассказывающая о судьбе нетленных ушей некой юродивой Инессы, которые католическая церковь причислила к лику святых. Уже сам факт того, что церковь причислила к лику святых не всю Инессу, а только её отрубленные уши, уже неимоверно доставлял, а уж над самой поэмой алкаши ржали до упаду, перечитывая её самые интересные места по нескольку раз. Вся эта антирелигиозная пропаганда закончилась для Шипилова весьма странным образом: в 1995 году Шипилов уехал в Соловецкий монастырь, чтобы стать там монахом. Соловки тогда только-только начали превращать из концлагеря обратно в монастырь, но в массовом сознании слово «Соловки» прочно ассоциировалось с Соловецким Лагерем Особого Назначения (СЛОН) и про Шипилова говорили: «сгинул в Соловках». Были там и другие поэты, которые что-то сочиняли, но Пушкин, затмевал всех, без него пьянка была не пьянка, и даже Шипилов не спасал положение, не только потому, что Пушкин:


Огнём нежданных эпиграмм

Мешал принять ещё сто грамм.


Пушкин вообще был душой компании, тамадой, заводилой и весельчаком, проживающим каждый день как последний. Искромётный, душевный, необидный юмор, сыпал из него как из рога изобилия. Например: поэты писали свои стихи на стенах и двери нашего туалета. К этому там располагало уединение и наличие карандаша, висящего на верёвочке и предназначенного для разгадывания лежащих в углу кроссвордов. Кроссворды алкаши использовали по другому назначению, а карандашом писали на стенах свои стихи. В результате весь наш туалет был исписан стихами, эпиграммами и целыми поэмами, а Пушкин ещё и рисовал там свои знаменитые рожицы. Однажды Пушкин, выйдя из туалета, продекламировал следующее стихотворение:


Друзья мои, прекрасен наш сортир!

Букет его поэзии чудесен.

Пусть он стоит, неразрушим и тесен,

Под сводом тёплых дружеских квартир.


Естественно алкаши Пушкина просто обожали.


Всё это я наблюдала у нас на кухне с того самого дня, кода сбежала из детского сада, тогда мне было 5 лет. Через два года я пошла в школу, где на уроке литературы учительница стала нам рассказывать о Пушкине:


-«Сегодня, дети, на уроке литературы, мы будем изучать творчество великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Он написал много замечательных стихотворений…»


-«Надо, же! Он оказывается знаменит!» - подумала я.


А учительница продолжала:


-«Дети, кто-нибудь из вас знает стихотворения Александра Сергеевича Пушкина?»


-«Ну, вот мой звёздный час и настал, я же много его стихов знаю!!!» - подумала я, решив, что мне выпал хороший шанс отличиться и подняла руку.


-«Ну выйди, Катя, расскажи» - предложила мне учительница.


И вот я выхожу к доске, принимаю позу, какую обычно принимал Пушкин, когда читал свои стихи, и гордо и пафосно читаю стихотворение, которое накануне вечером слышала от Пушкина. Оно мне запомнилось своей образностью и лаконичностью:


Не стесняйся, пьяница, носа своего,

Он, ведь, с нашим знаменем, цвета одного!


Учительница как стояла, так и села. Она явно была шокирована, и еле переводя дыхание, заплетающимся языком спросила:


-« Катя, разве это стихотворение написал Александр Сергеевич Пушкин?»


-«Конечно, он сам вчера читал его у нас на кухне!» - совершенно невозмутимо ответила я.


-«Как у вас на кухне ??? Он же умер давно???» - в ещё большем смятении спросила учительница.


-«Ничего он не умер, сегодня опять к нам придёт!!!» - совершенно невозмутимо ответила я, чем повергла учительницу в состояние ещё большего нервного шока.


Класс тем временем стоял на ушах. Не зная, что дальше со мной делать, учительница взяла меня за руку и отвела в кабинет завуча, где рассказала всё, что произошло только что на уроке. Не зная как на это реагировать, завучиха поругала меня за такое стихотворение, а по поводу Пушкина сказала следующее:


-«Александр Сергеевич Пушкин великий русский классик, он давно умер и у вас на кухне его быть никак не может!!! Возвращайся в класс и больше такого не выдумывай !!!».


Так я первый раз попала в оппозицию. Мне ведь и в голову не могло придти, что наш Пушкин не настоящий! Пытаясь потом как-то реабилитироваться в глазах учительницы, я выучила несколько стихотворений настоящего Пушкина, в том числе поэму «Медный всадник», но учительница, помня тот эпизод, уже не давала мне отвечать на уроке.


Выйдя от завуча и спустившись со второго этажа на первый, я неожиданно для себя, встретилась с Пушкиным. Дело в том, что его дочь училась в нашей же школе, и жена Пушкина послала его дочь из школы встретить. На первом этаже, в простенках между окнами, висели портреты великих писателей: Гоголь, Лермонтов, Достоевский и конечно же, Пушкин. Так вот, наш Пушкин встал под «своим» портретом, принял ту же позу, что и Пушкин на портрете и в таком виде дожидался свою дочь с занятий. От Пушкина на портрете его отличал только красный нос, воспетый им в стихотворении, и торчащее из кармана пиджака горлышко поллитровки. Находясь в полном смятении от услышанного от завучихи, я подошла к Пушкину и сказала, надеясь таким образом получить разъяснение данному парадоксу:


-«Александр Сергеевич, а мне только что сказали, что вы умерли …»


На что Пушкин, внимательно посмотрев на меня и секунду поразмыслив, продекламировал:


Ничто не изменилось в этой жизни:

Течёт река времён, идут года,

Мёртвый поэт всегда нужней отчизне,

Живой же ей не нужен никогда!


А вечером Пушкин снова был у нас на кухне, где читал алкашам свою новую поэму «Медный задник»


Пушкин вообще любил сочинять пародии. Во время пьянок, которые алкаши называли симпозиумами, алкаши не только читали стихи, но ещё и травили всевозможные байки, а главное пели, так называемые, бардовские песни. Если какая-либо песня казалась Пушкину недостаточно «жизненной» он тут же отзывался на неё пародией, например, на песню Булата Окуджавы:


Живописцы окуните ваши лица

В красоту цветов салата Оливье,

Чтобы были ваши лица словно шницель,

Что забыли на морозе в январе.


Или на Юрия Визбора:


Мы стояли с пилотом в гастрономе за водкой,

И с тоскою смотрели, как её продают.

Тот, кто был перед нами,

Шёл нетрезвой походкой,

И сказал: в одни руки больше двух не дают.


И это было правдой. В те времена, конец 80х – начало 90х, действительно ничего нельзя было купить. Вся еда продавалась по талонам в определённом количестве, больше которого купить было невозможно и за всем, что привозили в магазин, сразу выстраивалась километровая очередь. Это нашло отображение в следующей пародии: Однажды наш сосед спел песню «У геркулесовых столбов» Александра Городницкого, Пушкин тут же возмутился:


-«Вот, про что ты поёшь? ты у геркулесовых столбов был? И я не был! И Сева не был и Вася не был! А где мы с тобой вчера были? Правильно, крупу по талонам покупали! Вот про это и надо петь!»


И тут же сочинил пародию: «За геркулесовой крупой лежит моя дорога», там был куплет, который навсегда врезался мне в память, поскольку такую картину я сама неоднократно наблюдала:


Ещё под градусом тугим в очередях не спим мы

Я до прилавка доберусь, не знаю сам, когда

За геркулесовой крупой народ идёт по спинам

И между двух грузовиков менты бегут сюда.


Писал наш Пушкин и пародии на настоящего Пушкина, у него были пародии, по моему, на все произведения классика, мне же запомнилась только пародия на «Евгения Онегина», которая называлась «О, Гений Евнегин!», но её я приводить здесь не буду, т.к. она совершенно непристойного содержания.


Стихи Пушкина так же становились поэтическими иллюстрациями к всевозможным байкам, которые травили наши алкаши. Например один из них какое-то время проработал на полярной метеостанции где-то на побережье Северного Ледовитого океана в его обязанность входило отпугивать белых медведей, которые время от времени забредали к ним на станцию. Дело в том, что в те времена, сафари для новых русских ещё не изобрели и за убийство белого медведя, занесённого в красную книгу, можно было заплатить огромный денежный штраф, поэтому их отпугивали всевозможными пиротехническими изделиями или холостыми выстрелами из ружья. Медведи к этому быстро привыкли и не реагировали. А снимать показания с метеоприборов надо каждые 3 часа, а на площадке в это время медведь! Как быть? Но находчивые советские инженеры никогда нигде не пропадут, и тут они тоже нашли выход. Кто-то сказал автору байки, что белые медведи очень любят сгущёнку, и наш инженер, не долго думая, соорудил из каких-то реек и старой автомобильной камеры катапульту, и когда приближался медведь, он протыкал ножом банку сгущёнки, чтобы медведь почуял запах, и выстреливал её из катапульты. Медведь убегал за банкой, а метеорологи могли снимать показания с приборов. Всё вроде бы шло хорошо, пока медведи, почуяв халяву, не стали приходить к ним отпугиваться целыми косяками. Естественно сгущёнка быстро закончилась. Медведей пытались обмануть, переклеивая этикетки на банках с тушёнкой меняя их на сгущёнку, но медведи попались неграмотные, читать они не умели, а содержимое банки определяли по запаху. Возникла критическая ситуация: Выйти из дома надо, а на улице медведи – сидят и ждут, когда в них полетит очередная банка сгущёнки, а собак на станции почему-то не было, то ли сдохли, то ли разбежались. И тогда кто-то из полярников предложил полаять на медведей самим, типа медведи подумают, что у них есть собаки и отпугнутся. Ничего другого не оставалось, и полярники, открыв форточку, стали в неё усиленно лаять.


В этом месте рассказа его заглушил дружный ржач алкашей, а когда он затих, Пушкин прочитал очередное стихотворение:


Тюлени с длинными усами,

Медведи белые в снегах

Глядят, как люди лают сами,

Животный заглушая страх.


Чем закончилась история про лающих полярников я так и не узнала, разговор перешёл на другую тему и больше к этой байке не возвращался.


Иногда проходили и научные дискуссии на темы проблем планетарного масштаба. Один из алкашей, профессор геофизик, утверждал, что в недалёком геологическом будущем Земле грозит новое оледенение, и что оледенения вообще цикличны, ссылаясь при этом на некоего учёного по фамилии Гернет и его книгу, в которой всё это научно обосновывалось. На эту тему завязалась оживлённая дискуссия, а Пушкин выдал очередное стихотворение:


Земле грозит оледенение

На много миллионов лет

И чтоб не мучили сомнения

Открыл нам истину Гернет.


Лишь в 2006 году, читая книгу Н.А. Черкашина «Русский флот в буре революций» я узнала, что действительно был такой учёный моряк и дипломат Капитан Евгений Сергеевич Гернет, герой Порт-Артура, который написал книгу «Ледяные лишаи» вышедшую в Токио на русском языке в 1930 году.


Другая лекция была о геологическом прошлом Земли. Из неё алкаши уяснили, что каменный уголь образовался в каменноугольном периоде, мел – в меловом, а сейчас – время явной жизни – фанерозой! Пушкин тут же отозвался стихотворением:


Господь, пригретый летним зноем,

Назвал наш век Фанерозоем,

Чтобы к концу текущей эры

Оформить залежи фанеры.


Естественно, все эти дискуссии, песни и байки не иллюзорно расширяли мой кругозор.


Были дискуссии и на другие научные темы и все они, как и эта, сопровождались стихами Пушкина.


По иронии судьбы все эти симпозиумы из за Пушкина и закончились. Как и его великий русский прототип, Пушкин обожал дуэли, и часто, в спорных ситуациях, когда невозможно было разрешить какой либо спор мирным путём, Пушкин вызывал оппонента на дуэль, предоставляя ему право выбора оружия. Делал он это обычно, в шутку, но иногда заканчивалось всё довольно серьёзно, как например, симпозиум посвящённый дню радио 7 мая 1995 года. В тот день, естественно, обсуждалась тема изобретения радио, и зашёл спор: кто же всё-таки изобрёл радио: Попов Маркони или Тесла. Советским инженерам, один из которых, по его уверению, связывался по радио с самим Эрнстом Кренкелем, понятное дело, было приятно думать, что радио изобрёл наш соотечественник Попов, но и Теслу, как выдающегося изобретателя, они не обделяли такой возможностью, а на счёт итальянца Маркони у них были некоторые сомнения. Пушкин тут же накатал стихотворение:


Попов приёмник изобрёл

И Тесла подключился вскоре,

Но чтоб узнали все о нём –

Украл идею их Маркони.


Кто-то из алкашей ему возразил, завязалась перепалка, и не знаю почему, но Пушкин вызвал на дуэль нашего соседа. Выбор оружия был невелик: наш сосед взял игрушечный деревянный меч, а Пушкин – обыкновенный молоток, и они стали сражаться. Естественно Пушкин победил, разбив нашему соседу нос, тот был уже в изрядном подпитии, поэтому взяв свою гитару, со словами :


-«А вот примерь-ка, для разнообразия, испанский воротничок!» -с размаху надел её на голову Пушкину. Деки отлетели, гриф отвалился, и на шее Пушкина осталась лишь обечайка. Пушкин стоял непоколебимо, словно памятник. Придя в себя от удара, Пушкин продекламировал следующее стихотворение:


Душу поэта слишком просто не увидеть,

Должно для этого пройти немало лет!

Поэта можешь ты легко обидеть,

Только поэт в России больше чем поэт!


И театральным жестом сняв с шеи обечайку, гордо удалился с симпозиума.


А буквально через несколько минут приехали менты и забрали в вытрезвитель нашего соседа и всех его друзей поэтов. Вернулся сосед только через три дня злой, голодный и побитый. Как потом выяснилось, ментов вызвали соседи, жившие за стенкой в соседней квартире, они постоянно слышали шум и грохот, доносящийся из нашей кухни, который их сильно раздражал и услышав его в очередной раз не выдержали. С тех пор симпозиумы прекратились, а вскоре и мы с мамой сменили место жительства.


Что же касается Пушкина, то он, как и его великий русский прототип, погиб на дуэли: Пушкин с каким-то другим алкашом не поделил бутылку водки и тот его бутылкой по голове и убил, что при любви Пушкина к дуэлям даже не удивительно. После гибели Пушкина на стене сортира появилось стихотворение «На смерть поэта»:


Погиб поэт, он был один из нас

Его поэзия стрелой пронзала душу

Любил он в жизни пиво, водку, квас,

А мы его любили слушать.


Оно было никем не подписанное, но написать его мог только наш сосед, т.к. с тех пор к нему никто не приходил. Это было последнее стихотворение на стене нашего сортира.


В 2011 году в бардклубе «Эврика», куда я хожу, встал вопрос о сценарии спектакля к дню рождения бардклуба «Гитарная пристань». Никто ничего не мог придумать, и тут, я, за чаем, без всякой задней мысли, рассказала историю о том, как я в школе прочитала стихотворение Пушкина. Марина, руководитель клуба, воскликнула:


-«О, Катя, это же готовый сценарий на «Гитарную пристань»!!!»


Возражать было бесполезно, и мы поставили спектакль про «моего» Пушкина, где я сыграла саму себя спустя 22 года после описанных событий. К спектаклю требовалась песня, и я, помня любовь Пушкина к пародиям, написала пародию на песню «Не думай о секундах свысока», следующего содержания:


Не думай о поэтах свысока

Наступит время, сам поймёшь, наверное,

Что жизнь поэта нынче нелегка,

Не мед она и даже не варение.


У каждого поэта свой стакан,

Свой нос, свой огурец, своя отметина

И ты налей поэту по сто грамм,

Глядишь, оно придёт к нему, бессмертие.


Не каждого поэтом создал бог,

Кого-то вовсе создал академиком,

Но ты не будь к поэту слишком строг,

Особенно с утра по понедельникам.


Поэт в России больше чем поэт.

Он даже больше, чем энциклопедия.

Поэт в России не живёт сто лет,

Зато в веках живёт его наследие.


Когда я где-то прочитала фразу: «У каждого из нас свой Пушкин», я подумала, что таки, да, это про меня, у меня в детстве был свой Пушкин, о чём я нисколько не жалею.


Байка №3 На зону, к блатарям.


Как я уже упоминала, алкаши пели бардовские песни. Я, в то время, не сильно разбиралась в музыке и в песнях, и не делила песни на бардовские и небардовские. Для меня это были просто песни. Мне было в принципе всё равно, что «Лыжи у печки стоят», что «Наш паровоз вперёд летит», и это было в принципе объяснимо, ибо когда я впервые услышала бардовские песни, а это было когда я сбежала из детсада, мне было 5 лет и мой жизненный опыт был крайне невелик. Единственное, что я отметила, слушая песни, которые поют алкаши, это то, что в них нет ни слова о Дедушке Ленине и Коммунизме. Пели там, в основном бардовских классиков: Визбора, Окуджаву, Кукина, Городницкого, причём последнего явно больше, чем всех остальных. Но тогда мне все эти фамилии не были знакомы: у алкашей не было принято называть фамилии авторов (если они их вообще знали), а мне тогда не приходило в голову интересоваться. Лишь лет эдак десять спустя после моего фактического знакомства с бардовской песней, уже в сознательном возрасте, я начала собирать информацию, и сами песни, но, поскольку интернета тогда не было, этот процесс шёл крайне медленно и трудно. Лишь в 1999 году, когда я познакомилась с бардами и стала ходить в бардклубы, данный процесс заметно активизировался. Кстати, авторов некоторых песен мне установить так и не удалось, как например песни «Словно древние греки у Трои», которая повествует о нерадивом студенте, получившем зачёт отделив от денатурата примеси и превратив его в чистый спирт путём вымораживания с помощью ломика и тазика.


История, которую я спешу поведать, произошла в далёком теперь 1990 году, когда я пошла во 2й класс школы.


Дело в том, что в школе у нас были уроки музыки, на которых, весь первый класс, мы пели одну и ту же песню:


-«Мы первоклассники, мы первоклассники, мы люди взрослые, не малыши»


Эта песня меня просто задолбала, я тогда для себя решила, что никогда и ни за что я не буду заниматься музыкой, музыка – это ужасно!!! Это ощущение дополняли плакаты, висящие по стенам музыкального класса, один из них, например, гласил, что: «Петь надо чётко и громко, широко открывая рот»


Когда мы перешли во второй класс, я уж было с облегчением подумала, что хоть песню «Мы первоклассники» мы больше петь не будем, мы ведь уже не первоклассники! Каково же было моё удивление и отчаяние, когда заиграла знакомая мелодия и весь класс, как по команде, запел:


-«Мы второклассники, мы второклассники…»


Когда я осознала, что в новом учебном году нас ожидают те же яйца только в профиль, я протянула руку и крикнула через весь класс:


-«А можно мы что-нибудь другое споём???»


Учительница от такой наглости чуть не выронила баян, на котором она играла и изумлённо спросила меня:


-«Да? И что же ты нам предлагаешь спеть?»


Класс замер, воцарилась гнетущая тишина, все посмотрели на меня. Времени раздумывать не было, и я запела первое, что пришло мне в голову – песню, которую я часто слышала от алкашей и естественно знала наизусть:


-«От злой тоски не матерись,

Сегодня ты без спирта пьян…»


Дальше мне спеть не дали, по неимоверно округлившимся глазам учительницы, я поняла, что что-то пошло не так – песня ей явно не понравилась. Она, отложив в сторону свой баян, разразилась на меня получасовой тирадой, вопрошая:


-«Да ты знаешь, где ты находишься, да что ты себе позволяешь, да кто тебя так воспитывает, да что ты о себе возомнила…» ну и так далее.


А закончила она свою тираду фразой:


-«С такими песнями тебе надо идти на зону к блатарям!»


Так я во второй раз попала в оппозицию, что после случая со стихотворением Пушкина, не добавило мне любви в среде преподавателей, а эта песня, на многие годы стала моей любимой песней, потому, что я поняла, что песни, которые мы поём в школе, и те песни, которые поют алкаши – это не одно и то же, и смешивать их никак нельзя. А раз в таком гестаповском заведении, как школа, эти песни петь запрещают, значит это что-то хорошее, и к ним (песням) надо прислушаться повнимательнее. Вот так, незаметно для себя я и увлеклась авторской песней. К тому же, я тогда ничего не знала об авторе, и как и многие думала, что её написал человек, сгинувший в сталинских лагерях, и имя его никто не помнит. Я тогда не знала, что автор песни, Александр Городницкий, жив и здоров, и очень удивилась, когда несколько лет спустя мне об этом сказали. А песню «Мы №-классники» мы пели вплоть до седьмого класса, а может и дольше, но после седьмого класса, я сменила место жительства и перешла в другую школу.


Байка №4 Выпитые фляги.


С другой песней Городницкого у меня тоже связана забавная история: Дело в том, что любимой песней нашего соседа была песня «Кожаные куртки» она же «Песня полярных лётчиков», которую сосед пел иногда по несколько раз за симпозиум – так она ему нравилась. На возражения некоторых поэтов, о том, что он эту песню сегодня уже пел, сосед невозмутимо отвечал, что вот Вася, или там Петя, её ещё не слышали, и поэтому он её споёт ещё раз, т.к. они обязательно должны её услышать, иначе, всё, хана, их жизнь никуда не годится. Всё дело в том, что когда наш сосед впервые поехал на крайний север, он взял с собой гитару, и на каком-то северном аэродроме, где он должен был сесть на вертолёт, который перебросил бы его на месторождение, лётчик вертолёта его спросил?


-«Мужик, а ты знаешь песню «Кожаные куртки»?»


-«Нет, не знаю, а что?» - растерянно спросил наш сосед.


-«Ходят тут всякие с гитарами, а такую песню не знают…» - разочарованно протянул лётчик.


На другом аэродроме произошло примерно то же самое. Когда нашего соседа несколько раз спросили не знает ли он песню «Кожаные куртки», ему уже самому стало интересно, что же это за песня такая, и когда в конце вахты, по пути домой, он прилетел в крупный посёлок Хатангу, он там разыскал человека, который знал эту песню, уговорил его её ему спеть, выучил песню наизусть, и с тех пор стал у лётчиков своим человеком. Эта волшебная песня, словно пароль, открывала ему все двери и сердца лётчиков. А поскольку лётчики это не только заброска, но и источник спирта, приятно было вдвойне. Естественно, с этой песней у нашего соседа были связаны самые лучшие воспоминания – о попойках на Крайнем Севере, и эта песня, автоматически, стала его любимой.


В этой песне были слова: «Прочь тоску гоните, выпитые фляги!»


Эта строчка меня просто поражала. Дело в том, что в советское время флягами называли огромные ёмкости с откидной крышкой, в которых в магазин привозили продукцию, например сметану. Народ подходил со своей стеклотарой, в которую и наливали продукт из вышеупомянутых фляг. Фляги были разных типоразмеров, но даже самые маленькие из них, по сравнению с поллитрой, объём имели огромный.


В результате, слушая эту песню, я представляла себе какие-то нереальные пьянки, по сравнению с которыми, то, что происходит у нас на кухне, просто «детский сад». А когда сосед сказал мне, что на севере водки нет, и поэтому там пьют чистый спирт из антиобледенительных систем самолёта, моё детское воображение просто зашкалило, ибо я автоматически умножила всё на два. Самим алкашам хватало бутылки на рыло, чтобы ужраться в стельку, и способность мифических полярных лётчиков пить такими объёмами казалось мне просто фантастической. К тому же речь шла не о том, чтобы упиться в хлам, а просто «разогнать тоску».


А дальше всё как в мексиканском сериале: Прошло 20 лет. В 2006 году я поехала на бардовский фестиваль в Шерегеш, куда приезжал Городницкий. Мне ещё так повезло: я ехала в одном купе с Сергеем Рахчевским, который на том фестивале должен был выступать в роли аккомпаниатора Городницкого. Рахчевский наш местный товарищ, и с Городницким до этого никогда не выступал, поэтому всю дорогу он тщательно готовился к концерту: прослушает на магнитофоне песню, и сидит её подбирает. И вот я захожу в купе, слышу с детства знакомые песни и на автомате начинаю подпевать. Тут Рахчевский радостно восклицает:


-« О, Катя, помоги мне, пожалуйста! Я тут к концерту готовлюсь, попой мне тексты, а я буду подбирать мелодии!!!»


Отказать в такой просьбе я никак не могла, тем более, что мне это ничего не стоило, и я, усевшись рядом, стала петь Рахчевскому песни Городницкого, а он тем временем подбирал аккомпанемент. И так 16 часов пока ехал поезд. Погружение в творчество Городницкого было полное. На фестиваль приехали мы уже хорошо «подкованные». На концерте Городницкий спел пародию на свою песню «Кожаные куртки», которая начиналась словами:


-«Кожаные брюки, брошенные в угол» и дальше шло что-то про милую подругу – я с первого раза не запомнила, память была уже не та, что в детстве.


Когда мы ехали обратно в поезде, Рахчевский после концерта «расслабился», достал баян и мы, уже ради собственного удовольствия, под баян, гитару, и скрипку стали петь различные бардовские песни, какие знали, и в том числе песню «Кожаные куртки». Тут мне пришла в голову мысль вспомнить пародию, которую спел на концерте Городницкий, я села и записала первую строчку, но дальнейший текст был для меня как в тумане. И тут на меня накатило невероятное вдохновение, ожили детские воспоминания: алкаши на кухне и ассоциации, возникавшие у меня в детстве с этой песней, особенно со строчкой про выпитые фляги. И я на одном дыхании написала пародию:


Кожаные брюки, брошенные в угол,

Выпитые фляги киснут в животе.

Бродит за ангарами милая подруга

Видно заблудилась ночью в темноте.


Командир со штурманом рюмочки наполнят

И метеослужба им тост произнесёт

Если бортмеханик о подруге вспомнит,

То второй пилот его стулом подопрёт.


Эту флягу горькую допивать пора нам,

Наглухо рассудок и глаза зачехлены.

Снова из каптёрки тянет перегаром,

Морда перекошена даже у луны.


Лысые романтики, взросленькие дяди,

А опять нажрались, словно малышня,

Фляги столитровые выпили не глядя,

Разбегайтесь чёртики дальше от меня.


Кожаные брюки на ноги надеты,

Как обычно утром – задом на перёд.

Вот опять идёт к нам школьница невеста,

Может хоть рассолу, дура, принесёт.


Когда я приехала с фестиваля, то 1 апреля пришла на сборище в бардклуб «Эврика». Стол, обычно заваленный всякими печенюшками и уставленный стаканами с чаем, в этот раз был абсолютно пуст, лишь посередине стола стояла кружка в форме коровы. Вокруг, в гробовом молчании сидели члены бардклуба. Чтобы хоть как то разрядить обстановку, я рассказала о том, как я съездила в Шерегеш, где видела Городницкого, и как написала на него пародию, которую тут же и исполнила.


Когда я закончила, Марина, руководитель клуба, пододвигает мне кружку и говорит:


-«Вот возьми, Катя, это твой приз!»


-«Какой ещё приз?» - не поняла я


Оказывается в клубе в этот день, проходил конкурс на самую неправдоподобную историю в честь 1 апреля, где все участники клуба, по очереди, рассказывали какие-нибудь неправдоподобные истории, я же пришла последней, и ничего не зная о конкурсе, просто рассказала, как я съездила в Шерегеш. В итоге, моя, совершенно правдивая история о том, как я написала пародию, оказалась самой неправдоподобной историей к 1 апреля.


Эпилог:


Эти посиделки на кухне с алкашами сыграли в моей жизни двоякую роль: С одной стороны они привили мне отвращение к водке как таковой, потому, что я видела, что происходит с людьми после её употребления. В пьяном виде алкаши творили всякую фигню: били головой унитазы, молотками по носу, гитарами по головам и не только. С другой стороны: поскольку большинство алкашей были интеллигентными людьми: писателями, профессорами, поэтами и путешественниками, то наблюдение этих пьянок, прослушивание песен, стихов, баек и научных дискуссий нехило расширяло мой кругозор, побуждало читать новые книги, изучать географию, учиться играть на гитаре, да и просто это было очень интересно. Представьте себе, что у вас на кухне каждый день происходят заседания эдакого клуба путешественников в сочетании с клубом популярной науки, песни и поэзии, ведущий которого – сам Александр Сергеевич Пушкин. Телевизора у нас не было, но эти симпозиумы мне отлично его заменяли.


Вобще-то, алкашами этих людей называла моя мама, а сами себя они называли поэтами, что и подтверждали неоднократно примерно такими сценами: На кухне сидят трое: Наш сосед, Шипилов и Пушкин, и ведут такой диалог:


-«Как вы относитесь к стихам Бродского?» - вопрошает Шипилов нашего соседа.


-« Я их не понимаю, они сами себе противоречат. Вот, например, Бродский заявляет « Ни креста, ни погоста не хочу выбирать…» и тут же утверждает обратное, заявляя: «На Васильевский остров я приду умирать.» - называет конкретное место – Васильевский остров.»


-«Но, это же поэтическая преамбула!» - восклицает Шипилов.


Тут заходит моя мама:


-«Фу, алкаши!!! Опять нажрались!!! Шли бы вы куда-нибудь в другое место со своими пьянками!!!»


Тут встаёт Пушкин и декламирует такое стихотворение:


За чем ни коротали б свои дни мы

И где не обирались б мы греха,

Поэт гоним, поэты все гонимы,

Но не прогнать вам рифму из стиха.


Вот такое вот столкновение возвышенного с обыденным мне доводилось видеть почти каждый день на симпозиумах проходивших у нас на кухне.


Кстати слово «симпозиум» наш сосед переводил как «дружеская попойка», а оказавшийся как-то на симпозиуме профессор лингвист пояснил , что на самом деле оно переводится просто: «вместе сидим», но именно трактовка нашего соседа навсегда закрепилась в моём сознании применительно к слову «симпозиум» и я всю жизнь называю так все пьянки в которых мне доводится участвовать.


Когда меня потом позвали на пьянку мои одногрупники по техникуму, я сперва с радостью согласилась, ожидая там увидеть примерно то же, что привыкла видеть на нашей коммунальной кухне: стихи, песни, рассказы… Каково же было моё разочарование, когда я увидела, что мои сверстники просто тупо жрут водку, причём в таких количествах, что наши алкаши, по сравнению с ними, просто дети, но ни песен, ни стихов, ни рассказов, ни той атмосферы непринуждённого дружеского общения, которая царила у наших алкашей, там нет. Там просто нажирались до свинского состояния. Мне это было противно, и я больше на такие мероприятия не ходила, чем разобщила себя с группой. Свой коллектив я нашла лишь в парусно-бардовской тусовке, там было как раз то, что я искала. И хотя там тоже пьют, но во первых очень умеренно, а во вторых меня непитиём не попрекают. А всё остальное даже лучше: Море, острова, костры и парусные регаты – романтика!


И всё же никогда мне не забыть тех алкашей на нашей кухне, которые открыли мне целый мир и навсегда изменили моё сознание, кем, без всего этого, бы я сейчас была? Не знаю.


Аэрофотостереограмметрпром г. Новосибирска.


Представляет:


Екатерина Лаврина

Неморские байки.

Или

Не думай о поэтах свысока.

Рассказы, написанные по воспоминаниям детства.

«Она пишет об эпохе, о которой почти ничего не знает

в духе «Колымских рассказов» Варлама Шаламова»

А. Казаков. Художественный руководитель Лиги Свободных Авторов

Самиздат.

Новосибирск 2014г.

Тираж 3 экземпляра.





Яндекс.Метрика   сайт:  Комаров Виталий