Peпopтaжи | Эфиопия за 18 дней

Эфиопия за 18 дней

Александр Волков (Wolfgrel)

Необходимое предисловие.

Всё, что будет написано здесь - обыкновенный полевой дневник, написанный для себя. Без желания приукрасить или умолчать. Не знаю, насколько интересен, но познавателен - точно.

Карты, раскладки, явки и пароли - будут позже, по мере обработки информации.

Дневник будет выложен частями, навигацию по частям обеспечу. Спасибо вам за проявленный интерес.

День первый. Надо сказать, египетские авиалинии – довольно продвинутые: билет можно купить через Интернет, прямо по карточке за пару минут. Правда на этом продвинутость и заканчивается – выяснилось, что электронный билет на регистрации в Домодедово мне могут выписать только до Каира, хотя багаж летит прямиком в Аддис-Абебу. Типа, получишь посадочный до места прямо в Каире. Что ж, пришлось поверить на слово.

В Каире оказалось еще веселей: пассажиров дружной толпой высадили из автобуса в здании аэропорта и принялись отсеивать на предмет транзита. Т.е. если кто не понял или не оказался на момент отсева в нужном месте – отгребает кучу проблем и, вполне вероятно, не успевает на свой следующий рейс. «Отсеянных» загрузили в другой автобус и повезли совсем в другой конец аэропорта.

Дальнейшая картина меня просто добила: стоят несколько человек перед столиками, на которых лежит куча посадочных талонов и выискивает среди них нужный. Моего, конечно же, там не оказалось и мне, по срочному, распечатали новый.

На обратном пути было еще круче: у всех просто забрали паспорта и посадочные, сказав, чтоб приходили через час. Народ напрягался и возмущался, но местных арабов, похоже, ничего не щебетало. «Это нормальная практика в Каире» - вот и весь ответ. Я решил не париться и, прождав полчаса, спокойно забрал паспорт.

В Аддис-Абебе, так же как и в Каире, время отстает от московского на один час. А вот год на дворе – 2000й. [Я еще не догадался, что и месяцев – 13; и часы по-другому ходят]. По-поводу такого африканского миллениума в столице замутили всеафриканскую олимпиаду, к финальным выступлениям которой я и прилетел.

Получить визу очень легко: платишь $20 и ждешь пять минут, пока девчонки за длинным столом оформят на тебя кучу бумаг. Фотографию даже не спросили. Девчонки все как на подбор симпатичные.

Деньги в банке надо менять до прохода таможни, при этом банковский мужичок никаких бумажек, окромя денег, не дает.

В миграционной карте требуется указать название отеля, в котором останавливаешься. Понятно, что таких «штучек» я не знал, потому оставил поле пустым. Это, конечно же, вызвало вопросы на границе. Я им сказал, что у меня 20 дней, мест не знаю, паролей и явок тоже, но страсть как хочу посмотреть Эфиопию. Пограничник ухмыльнулся, шлепнул штампик на визу и отпустил.

Багаж получаешь в самом конце после всей бумажной волокиты, в связи с чем мой рюкзак в надцатый раз катался по полотну в гордом одиночестве. Я переживал, что могут умыкнуть, а здесь всем до фени, но оказался неправ: бирки тщательно сверяют, так просто не пройти.

Аэропорт, конечно, пустоват. Еще бы — полчетвертого ночи. Но несколько бомбил и манагеров отелей все-таки там тусовались, ожидая добычи.

Цены, как я и предполагал, начинаются с поднебесных, но когда даешь понять, что тебе торопиться некуда и вообще все до балды, в ценниках начинают отсекаться нули. В итоге договорился, что подъедет человек из дешевого отеля. Отель мне вышел в $25 вместе с доставкой. По меркам современной Аддис-Абебы это немного. Надо ли говорить, что я уже валился с ног и мечтал только о горизонтальном положении?

Слава тем, кто написал, что в Эфиопии не найти туалетной бумаги!

Благодаря этому я взял два рулона и испытал просто оргазмическое удовлетворение от отсутствия бумаги в туалете отеля. Впрочем, и туалет-то, конечно, не в номере, а неподалеку. Внутри было пять выключателей от единственной лампочки, но не было ни одной розетки. Хотя в остальном все хорошо. Лишь бы не с клопами. Меня хватило на десять минут пустой возни с мобильником, после чего я не выдержал и провалился в сон.

День второй. Утро пыталось начаться с завывания муэдзина, но губы сомкнулись в буддийский «Ом» и тело осталось неподвижным. Ровно до 9.45 — это максимальное время, до которого я могу проспать в Москве свою работу.

Надо посмотреть Аддис-Абебу и достать необходимой инфы о стране: куда, как и на чем ехать, сколько чего стоит и т. д. С точки зрения тех, кто заказывает тур, это пустой день, потому как им эта информация ни к чему: все уже рассчитано агентством и умножено на два — в лучшем случае на два. Мне же приходится общаться с людьми напрямую, нащупывая верный путь.

И путь, конечно же, нашелся. Во-первых, как обычно, надо чаще улыбаться и не бояться заговорить. Все эфиопы, живущие в столице, худо-бедно говорят по-английски. Нужно только привыкнуть к произношению — тщательному выговариванию буквы R и сглатыванию гласных. Во-вторых — религия. Узнав, что я русский, народ начинает относиться ко мне лучше, вспоминая о годах дружбы и общей религии.

Сказать, что эфиопы религиозны, — ничего не сказать.

Это надо видеть. Со слезами в уголках глаз. С комом, застрявшим в горле. Они до фанатизма религиозны. С обязательным троекратным лобызанием, целованием ворот церквей и храмов, крещением при движении мимо, с биением лбом по ступеням. У меня почему-то возникли стойкие ассоциации с дореволюционной Россией.

С хозяином отеля Фасилем в качестве водителя мы поехали на осмотр столицы.

Кафедрал был закрыт, но узнав, что я русский, а следовательно, ортодокс (понятно, что я не заикался о своих религиозных предпочтениях), мне открыли музей, а затем и сам кафедрал и прочитали целую лекцию по истории и религии Эфиопии и всей христианской части Африки. Собственно, именно благодаря этой лекции и наметились мои дальнейшие планы. Надо ехать на христианский север, к Лалибеле, затем в Аксум и Гондер — сделать круг и снова вернуться в Аддис-Абебу. После чего уже ехать на юг, если останется время. Север страны труднодоступен в смысле качества и наличия дорог, потому никто точно и не может сказать, сколько мне туда ехать.

Целый день ничего не ел. Вообще. И, что странно, не хочется.

Вечером купил манго и бананов плюс две бутылки воды. Буду жевать фрукты. Четыре штуки манго зараз в одну харю — это, оказывается, очень много. Аж в горле свербит. Надо сказать, местный манго куда более волокнистый, чем тот, что растет в Индии и Непале.

В процессе общения выяснил, что эфиопы очень не любят ходить пешком. Наверное, потому что приходится ходить много. Узнав, что для меня пройти в день 20 км не проблема, народ приходит в ужас и не верит.

Во всех мало-мальски значимых местах за фотографии берут деньги — 10–20 бырров (умножив на два, получите рубли).

Вроде и немного, но так деньги и уходят. К слову, за всю поездку я не потратил ни копейки за возможность сделать фотографию. Вообще местным непонятен смысл того, что я снимаю. Для них есть только одна ценность фотографии: я здесь, я с тем-то, я там-то. Короче, видовое изображение постулата «здесь был Вася». Кстати, девушек (женщин) сфотографировать достаточно просто: спрашиваешь разрешения, а на вопрос «зачем» говоришь, что она очень, очень красивая и мне будет приятно помнить об Эфиопии, глядя на ее лицо на фото. Они от этого просто расплываются.

Вечером ломанулся на стадион посмотреть соревнования в честь празднования эфиопского миллениума. Фотографировать, разумеется, не разрешили, но после общения с армейскими ребятами меня к просмотру пропустили с рюкзаком. В армии, кстати, немало женщин.

На этом все. Завтра, наконец-то, в путь…

День третий. Эфиопы живут исключительно по солнцу, то бишь с шести утра до шести-семи вечера. И мало того, что в местном календаре 13 месяцев в году (правда, 13-й насчитывает всего несколько дней), а год 2000-й, так и часы ведут счет от наших 6 часов.

То есть европейские 6 вечера — это эфиопские ноль часов ночи, а 6 утра равны 0 часов дня. По первости голова ломается напрочь от постоянных переводов стрелок.

Итак, утро началось в 5.45 по стандартам европейской цивилизации. Программа дня — добраться до городка Лалибела, причем исключительно по-эфиопски, то бишь автобусом.

— Может, все-таки, возьмешь машину?

— Нет. Эфиобус — это круто!

— Ты сумасшедший.

— Не-а. Я русский.

После этого диалога мы с Фасилем помчались на автобусную станцию около рынка. Я и не подозревал, что рынок — это несколько городских кварталов с огромным количеством народа, снующего туда-сюда. Автобусы на Лалибелу, конечно же, не ходят — далеко очень. Надо ехать до Дессие, а уже оттуда дальше.

Билетеры, бегущие сквозь толпу, что штурмует автобусы, — это уже может свести с ума белого человека. Надо ли говорить, что на всей станции белый был только один?

Фасиль оказался крепким парнем и за каких-то 20 минут выбил для меня билет, где единственной понятной мне вещью были цифры номера автобуса. Его-то и надо ждать, ибо три автобуса до Дессие уже полны и отходят. Познакомившись поближе с будущими соседями на ближайшие 12 часов, я законтачил со студентом-химиком Абрахамом. Классный парень, всю дорогу подсказывал информацию и в конце пути помог найти мне отель, где была доступна хоть какая-то конура.

Эфиопские дороги асфальтированы пятнами, прямо как лоскуты на переднике моей бабушки.

Если вы читали отчеты в интернете о путешествиях по Эфиопии, выкиньте из головы все, что касается местных дорог, ибо белые автобусами не ездят. Не могут-с. Спустя три часа ходу, после того как местные увидели, что я выгляжу совершенно нормально и ничто меня не пугает и не смущает, мой рейтинг в глазах аборигенов вырос на «плюс пицот». Врубившись, что я такой же, как они, стали общаться, рассказывать, а самое главное — перестали искоса пялиться на меня. Правда, это не коснулось тех, кто снаружи: завидя фаранджи («чужак») в местном автобусе, народ замирал, протирал глаза, начинал тыкать пальцем и истошно вопить.

Несмотря на то что места в автобусе только сидячие (стоя ехать нельзя — на дороге бывают проверяющие), сидеть в нем очень тяжко. Особенно тем, кто выше эфиопов ростом.

Сидят по трое на скамье, колени упираются в железную окантовку впереди стоящей скамьи. Пыль, весьма своеобразный запах пота аборигенов, орущие дети и закрытые окна. Закрытые не потому, что нельзя открыть, а потому, что местным холодно от ветра. При +35 снаружи. Кое-кто не выдерживает и начинает блевать. Хорошо хоть по очереди, а не все сразу. Автобус при этом не останавливается, иначе он не успеет доехать до пункта назначения, а это большая беда. По ночам передвигаться опасно, и транспорт в это время не ходит. Если доехать за день не получается, автобус останавливается в ближайшем приличном пункте и замирает на ночь.

Хорошо, что я ничего не ем, ибо нет ничего. Так и сижу на вчерашних бананах.

Местные, конечно, любят мясо и сильно удивляются, как можно обходиться без оного. Любят, видать, потому, что его мало. Но в стране, где в деревнях нет электричества, а следовательно, и холодильников, при такой температуре неделю назад забитый козел выглядит очень даже живым, точнее, копошащимся. А если учесть, что мясо стандартно недоваривают, ибо топливо (древесина или древесный уголь) дорогое, то есть сие человеку неподготовленному равносильно самоубийству. Вот я и не ем. Ни мяса, ни курицы, ни рыбы (если она вообще есть), ни яиц, ни молока.

Дорожка еще та: серпантин, три тоннеля, перепады высот от 1400 до 3100 метров н. у. м. И 12 часов в этом бедламе.

Хорошо, что все спокойны и друг другу помогают. Я поначалу переживал за рюкзак (его засунули на крышу автобуса), но потом забил: местные каждый день там груз цепляют, так что явно рубят в этом деле. Часть эфиопов жуют листья кустарника, который называют «чат». Наверное, традиция пришла из Йемена. Это что-то вроде листьев коки, наркотическая хрень. Ветки продаются в открытую. Хорошо хоть ведут себя относительно нормально, хотя неадекватность ощущается. В автобусе таких было трое.

После шести часов тряски мне заявили, что я крут и силен. Один дядька даже вспомнил пару слов по-русски. Он когда-то учился в Одессе. Через 10 часов начала отваливаться поясница, но местным было явно хуже. Хлипковатый народ.

Вдоль дороги народ продает аналог попкорна. Только из местных мелких злаков. Зовется «коло». Съедобно. Чем-то напомнило тибетскую тсампу. Может, тем, что больше жрать нечего?

Я тут стал даже не вегетарианцем, а веганом. День третий — полет нормальный. Абрахам мне так и сказал, что лучше в дороге вообще ничего не есть и не пить — легче перенести. Абсолютно с ним согласен, вот только от чашечки кофе на остановке не отказался: он здесь офигенный. Родина кофе как-никак.

По дороге снимать совершенно нечего — сплошной агроландшафт. Лес — посаженные эвкалипты, что используют на жерди в строительстве. Мосты строят дедовским способом — из камня. Металлоконструкций не видел.

В Дессие меня Абрахам буквально спас, иначе бы я не отвертелся от толпы бомбил и страждущих поживиться. Ночь на дворе, однако. Он протащил меня по трем отелям, пока не нашлось свободной комнаты, взяв с меня заверение, что, когда (и если) он будет в Москве, я ему помогу. Помогу, конечно, хотя и не верится, что он вырвется с родимой сторонки.

Отельчик уровня «минус один», прямо конурка Парьянга в Тибете.

Но мне все равно, лишь бы прилечь и без клопов. Дорого, говорят, целых 72 бырра, то бишь менее 150 рублей. Я чуть не прослезился. В Аддис-Абебе, кстати, все раз в пять дороже. За пределами столицы иных денег, кроме бырров, не знают вообще. О карточках Visa даже не слышали. Правы были те, кто советовал сразу разменять приличную сумму денег в аэропорту. Там хороший курс, и я разменял $500. Если все и дальше так пойдет, то этой суммы мне хватит на всю поездку. Решил лечь спать в спальнике — лежать на местном белье реально стремно.

День четвертый. Если надо успеть на автобус в Эфиопии, то встать надо не рано, а очень рано. Без десять пять (или без десяти одиннадцать по-местному) — самое оно. Именно во столько меня разбудил служитель отеля, которому мне угораздило вечером сказать, куда я пытаюсь добраться. И, тем не менее, на первый автобус я не успел. Но здесь, как и в Чили, есть практика зарабатывать денежку тем, что на приоритетные направления пацанва забивает места, ожидая тех, кому надо ехать.

Мне стоило пару раз проорать «Лалибела» — паренек нарисовался из-под земли.

Место под солнцем во втором автобусе мне было обеспечено. Автобусы, кстати, меньше того, на котором я ехал из Аддис-Абебы. Пацан хотел за работу 2 бырра (4 рубля), но у меня не было мелочи (очень нужна мелочь — это реальная проблема). Отдал ему 10. Он долго мялся, но деньги в итоге взял.

Я считал, что дорога до Дессие — это ппц. Угу. Дорога до Лалибелы — ппц в квадрате, который (в смысле квадрат) моментально прорисовывается на заднице. Прямо не автобус, а передовая клиника по бесконтактному массажу простаты через пятки. Заплаточный асфальт кончился, не начавшись. Дорогу, конечно, строят. Перманентно. Оставляя аборигенам веру в светлое будущее. К концу четвертого часа прыжков по камням начался полуторакилометровый подъем на плато, эдакий эфиопский upperland на высоте 3100 м н. у. м. Когда-то здесь было огромное поле лавы, а сейчас скудные луга.

На сей раз поплохело даже мужикам, но у запасливого водителя был целый набор блевательных пакетов. Весьма хлипких, к сожалению. Они порою рвались, и содержимое ровным слоем лилось вдоль прохода. Дабы отвлечься от такой первозданной красоты, стал пытаться учить ахмарик (амарик) — язык, понимаемый всеми 40 народностями Эфиопии. Народ встретил почин с энтузиазмом и принялся вбивать в меня азы счета. Ант, улетс, сост, арат, аммист, сэдист, саббат, семмит, зэтэн, ассер. Даже водитель заглушил музыку, а затем и притормозил, дабы засыпать придорожной пылью содержимое местных желудков. Дышать стало легче.

На мое удивление, в автобусе ехала пожилая немка со своим бойфрендом — выходцем из Эфиопии.

Тот, видать, уже подзабыл о всех прелестях родной земли, но знание языка их, безусловно, крепко спасало. Да и вдвоем куда легче. Они уже колбасятся 2,5 недели и планируют провести еще полторы. Как я понял, автобусом они поперлись, потому что в Дессие нет аэропорта, а не заради экономии денег или жажды общения с населением.

На дорогах есть не только контролеры количества человек в автобусе, есть еще и контролеры тарифов, чтоб водила больше денег с народа не брал. Наш, как оказалось, взял. Аж на 3 бырра дороже с каждого. Были получасовые разборки с угрозой отзыва лицензии. Кондуктор автобуса клятвенно пообещал вернуть «награбленное» в конце пути. Скажу сразу — своих трех бырров я так и не увидел. :)

Через шесть часов началась «терка» — мелкотрясущая грунтовая дорога, от которой начинают со страшной силой ломить зубы.

Разговаривать опасно для жизни — моментально прокусишь язык. Именно здесь я увидел, что негры тоже зеленеют, когда им плохо. А плохо было всем, даже привычному кондуктору.

Я сидел рядом с 19-летним парнишкой Ассафаром, и он меня периодически снабжал информацией о местах за окном и служил переводчиком при разговоре с народом. Грунтовый кошмар закончился в пяти километрах от Лалибелы, сменившись отличным асфальтом. Зубы, правда, перестали ломить нескоро. Времени на дорогу ушло более 9 часов. Самое обидное в том, что если мне ехать в Аксум (следующий пункт), то мне надо возвращаться до Вильдии (а это половина дороги, причем худшая ее часть), затем ночевать там и только на следующий день ехать в Аксум через столицу Тигранского края Мекеле. Без гарантии, конечно, что доеду за день.

Лалибела — историческое место для христиан.

Сюда стремится много народа, потому альтернативные автобусам варианты — машиной или самолетом — дороги. В тот же самый Аксум можно доехать за день на внедорожнике прямиком по плато. Стоит «каких-то» 300 евро.

Через Ассафара вышел на двух парней — Тафарру и Томаса — и выяснил, что здесь фаранджи ходят только с аккредитованными гидами.

Если полиция увидит сопровождающего без аккредитации, того ждет нехилый штраф, за который можно горбатиться год, потому стоит все соответственно. Рассказав парням, что мне важно уйти к монастырю на гору Ашрам-Мариам, отметить память по деду, который умер ровно год назад, нашел их полное понимание. Тафарра вызвался быть «подпольным» проводником до монастыря (за полцены) и помог мне с грузом и выбором места для палатки. Томас тем временем выяснит, нет ли порожней машины, что возвращается в Аксум. Такое бывает, водитель будет только рад подвезти. Разумеется, за совсем другие деньги.

Очень раздражает малышня, собирающаяся толпами и идущая сзади. Сказал Тафарре, что хочу побыть один, почтить память деда. Он воспринял это как то, что я буду молиться. Весьма кстати, это очень помогло: все, кто повзрослей, сразу отвяли. Мелких же надо просто игнорировать и молчать — им быстро надоедает, что на них не обращают внимания, и они отстают.

Нашел место для палатки, точнее, для половины палатки, но мне больше и не надо. На краю скального обрыва.

Тафарра побежал домой (надо успеть вернуться до темноты), а я, хоть и не сразу, остался наконец-то один, вне селений и городов. Высота 3000 м, монастырь откроется в шесть утра европейского времени. Значит, встать мне надо раньше. Пока общался с ребятами в Лалибеле, удалось поесть. Макарони (наши обычные рожки) с томатной подливой (много лука в томатной пасте с карри и красным перцем) и сок манго. Монастырь на горе, так что с пустым желудком идти не стоило, хотя отчетливого желания поесть у меня так и не возникло. На ночь в палатке у меня есть полбутылки воды, фонарик с кучей батареек и блокнот. Пишите письма, товарищ Сухов.

Бутылки с водой, кстати, весьма хлипкие: в Дессие у меня одна выпала с бока рюкзака и потекла. Пришлось выбросить.

В прошлую ночь, да и в эту, принял полтаблетки снотворного — очень помогает смене ритма жизни. Ложусь спать лишь после того, как полностью опишу день. Иначе все свалится снежным комом.

Источник