Peпopтaжи | Новгород-Северский

Новгород-Северский

Александр Волков (Wolfgrel)

День пятый. Ночь прошла в бдениях и видениях и свернулась от истошных воплей первых петухов. Погодка балует: дождичек идет периодически.

Свернул палатку, умылся остатками воды из бутылки и пошел к монастырю. На дороге — пастух. Отдал ему пустую бутылку, осчастливил человека. Это здесь ценность.

Вообще, можно увидеть потрясающие вещи, когда люди считают тебя в чем-то своим.

Моим пропуском во все святые места стали… наши копейки. Наверняка вы и не задумываетесь о том, что на копейках банка России с обратной стороны изображен один из наиболее почитаемых святых эфиопской церкви Георгий Победоносец, поражающий змия. К концу моего путешествия вся горсть копеек, специально захваченная из домашней копилки, разлетелась, потому как нет более на этой планете страны, которая бы печатала на монетах символ православия.

Очень тепло пообщался со священником и дьяконом монастыря. Они даже позволили сделать фотографии тех мест, что обычно всегда остаются за кадром.

Из монастыря идет ход наверх, на скалу. Встретить восход на горе в таком месте — это непередаваемо.

Дьякон вызвался проводить меня в Лалибелу и предложил по дороге зайти к нему домой и выпить кофе. От эфиопского кофе практически невозможно отказаться, да и шанс побывать в доме, что не выставлен напоказ для оголтелых туристов, я никак не мог упустить. Круглые дома, глиняные полати, спят по пять-семь человек вдоль стен. Тут же лежит 67-летний отец, измученный шестилетней болезнью. Видно, что ему уже не помочь, но я не выдержал. Поняв, что он жалуется в том числе и на печень, отдал свои таблетки. Они его не спасут, но хоть как-то облегчат боль.

Едешь в Африку — бери лекарства. Они реально нужны. Не для себя — для людей.

Не знаю, куда смотрит Красный крест, но до обычных людей все эти гуманитарные помощи не доходят. Что бы там ни трындели политики и экономисты. Мои глаза не обманешь. Отец дьякона готов был ползать на коленях за полученные семь капсул. Ужасно неловко.

Они живут всегда вместе: родители, братья, сестры, жены братьев, дети. Старший брат дьякона завел меня в другой круглый дом, что значится кухней. Его жена готовила поесть на огне, по-черному. Я кушать не стал, сославшись на то, что в дороге я только пью жидкость. Было видно, что еды на эту ораву явно мало. Дьякон настоял на том, что он отнесет мой большой рюкзак и проводит меня до поселка. На встречу со своими местными друзьями я уже опоздал, но надеялся на то, что они дождутся.

Молва о «докторе» разносится молниеносно, только непонятно — как.

На спуске к Лалибеле нас уже ждал изрядно побитый пастух. Он неудачно оступился и слетел со скалы, сильно подрав левую часть головы. Лекарств у меня кот наплакал, но обработать йодом раны я, конечно же, мог. Сказав, что будет больно, принялся за дело. Тут же вокруг нарисовалась толпа страждущих хлеба и зрелищ, но пастух терпел до слез в глазах.

Новоявленная политика эфиопских властей призвана расширить сферу туризма, в связи с чем в наиболее интересных местах (к коим Лалибела, безусловно, относится) местному населению категорически запрещено работать гидами или проводниками без соответствующей аккредитации. А получить оную можно только после обучения, которое, конечно же, стоит денег. Поэтому на подходе к поселку дьякон отдал мне рюкзак и пошел вперед. Ребята меня ждали, нарыв для меня чиповую комнатушку на следующую ночь и гида, который проведет меня по всем одиннадцати выбитым в скале церквям. Гид, конечно, стоит денег, так же как и вход в церковный комплекс, но без этого никак, и я смирился.

Комплекс, безусловно, впечатляет, и я посчитал нужным достать литературу по истории этого места.

С помощью моих знакомцев это удалось. По-моему, более нигде нет места, где бы церкви вырубались в скале под ногами, т. е. вниз, а не вбок. Хождение по церквям сильно вымотало меня, но я не жалею. Наступило время обеда. Поесть надо было обязательно, вот только электричество во всей Лалибеле кончилось напрочь. За час на огне мне забодяжили все те же макароны с томатно-луковым острым соусом.

Хотелось бы, конечно, отдохнуть чуток, но все время ушло на ожидание обеда и решение проблемы завтрашней передислокации.

Мне надо в Аксум. Поездка местными автобусами сожрет двое-трое суток и в сумме с едой и проживанием не менее 300 бырр. Аренда машины, что сможет проехать напрямую, обойдется в 10 раз дороже. В результате меня крайне заинтересовали местные «пиджаки с крыльями» с гордым слоганом «Эфиопские авиалинии — мы летаем в 28 мест по Африке». Стоимость авиабилета — около $100. Ну прямо как чиповые авиакомпании в Чили и Аргентине.

Законтачил с уже знакомой немкой, скинулись на машину до монастыря в скале за пределами поселка, который и посетили после обеда. Затем я все-таки успел купить авиабилет до Аксума, отдав со всеми сборами 873 бырра (2150 рублей). Оказывается, от монастыря в скале к монастырю на вершине (где я ночевал) идет пятикилометровый подземный ход. Совершенно не представляю, как его долбили.

Узнав, что я лечу самолетом, Томас, конечно, расстроился.

Но я посчитал нужным дать ему 50 бырр за помощь. 100 рублей могут сделать счастливым практически любого эфиопа: Томас пообещал протащить меня на местную закрытую кофейную церемонию. Была суббота — большой базарный день. Людей — толпы, многие идут пешком за 30–40 км. По окончании торгов народ предпочитает расслабиться за церемонией, попивая медовуху с очень низким содержанием алкоголя (но им хватает), а то и за аракой. После этого пьют кофе. По эфиопской традиции кофе пьется трижды. Первая чашка — «превосходная». Вторая — на здоровье. Третья — символ уважения, своего рода спасибо.

Во время церемонии показывал аборигенам фотографии из Чили и Аргентины с рассказами, в том числе и об острове Пасхи (не стал стирать фотки в Москве из фотобанка).

Народ офигевал. Томас переводил, а все внимали, практически не дыша, а после принимались обсуждать так, что звон стоял в ушах. Один из местных (это он нарыл мне книги) написал, к кому и куда можно обратиться в Аксуме. Возможно, это будет полезным.

После столь насыщенного дня я буквально валился с ног, но тут врубили электричество и весь народ Лалибелы включил матюгальники и пустился в пляс. Суббота, что поделаешь… Завтра в два часа местного времени (8 утра) подъедет такси (аэропорт находится в 30 км от Лалибелы, за хребтом). Надеюсь, что удастся поспать под эти полуночные тамтамы. Один плюс — в моей конуре нашлась розетка. Спешно заряжаю все, что можно.

День шестой. Клопов не удалось избежать. Хорошо, что я спал в своем спальнике, хоть почесушки не по всему телу. Только утром заметил на подоконнике средство от клопов и прочей дряни, но уже поздно. Вообще, я уже конкретно пахну эфиопом, да и выглядеть скоро буду так же. Еще про удобства. В местный туалет можно ходить только по камушкам, минуя дерьмо на полу. О сливе, конечно, речь не идет. Одним словом, степень «звездности» — уровня общаги третьего меда в начале 90-х годов, что стоит за гостиницей «Космос» у метро ВДНХ.

Пришел Тафарра, сказал, что водитель уже подъезжал и просил дождаться, пока он соберет остальной народ. Ждал на улице, и местная пацанва как обычно надоела по самое не хочу. Нашел хороший способ приводить их в ступор: на все вопросы просто отвечаю по-русски. Они теряются и после двух-трех попыток продолжать разговор по-английски отваливают. Беда только в том, что на место «отваливших» приходят новые и «процедуру» приходится повторять.

Приехал водитель, и я, наконец-то, понял, почему перед Лалибелой вдруг появляется асфальт — это просто дорога до аэропорта. Последний достаточно ухожен. Проверки, как и везде, но ксерокопия паспорта местных вояк устраивает. Лишь бы имя совпадало с таковым в билете. Ксерокопии документов надо брать обязательно. И стараться пользоваться только ими. Во многих странах этого достаточно. Во-первых, основной документ целее будет и чище. Во-вторых, при возникновении проблем вы легко можете забить на ксерокопию и вовремя смыться (мало ли кто под видом полицейского потребовал ваши документы).

С утра стоит плотный туман — ночью был ливень. Рейс, конечно же, задержали. Самолет даже не вылетел из Аддис-Абебы.

Впрочем, надо отдать должное эфиопским авиалиниям: представители компании живо организовали бесплатный кофе и перекус для ожидающих. Есть я поначалу не стал, а вот кофе выпил с удовольствием, по незнанию заплатив 4 бырра. Деньги вернули. Мелочь, а приятно. На гостевом столике в аэропорту лежат две книги с отзывами побывавших в Лалибеле. Из России, конечно, никого не оказалось. Что ж, буду первым.

По-видимому, самолет дожидался, пока я все-таки отобедаю за счет компании. Взлетели в 13.45 вместо положенных 10.00 (европейского времени). Самолет на две трети пуст, но так даже приятней: садишься куда пожелаешь. Самое прикольное в том, что летучий эфиобус — это Fokker 50. Не знаю, как у кого, но у меня сразу возникла ассоциация с фильмом «В бой идут одни старики».

Прилетев в Аксум (40 минут лету), я увидел среди прочих отельных стоек рекомендованный мне ребятами в Лалибеле отельчик «Африка». Долго не думая, отправился туда. Отель, действительно, неплох. По сравнению с клоповником в Лалибеле тут прямо Гавайи. И стоит дешевле. Спросил про гида по имени Телягуин. Все знают такого, но его пока нет. Дабы не терять зря полдня, договорился с водителем отеля и парнишкой со смешным именем Хоп, что они мне покажут окрестные достопримечательности (и желательно, чтобы не по безумным деньгам). Зря я, конечно, за авиабилет заплатил быррами, хотя была возможность оплатить в долларах. Теперь местных денег явно не хватает.

Пока договаривался, подошел Телягуин: стали с ним перетирать. Когда ему, наконец, стали понятны мои хотелки, я отправился на объезд окрестностей, а он пообещал к вечеру собрать всю необходимую информацию.

Суть местных культурных достопримечательностей сводится к наличию древнего поселения первого короля и первому проникновению христианства на земли Эфиопии. Поселение подземное, его до сих пор раскапывают, открывая все новые и новые залы. Помимо этого, в земле Аксума периодически находят стелы с текстами того времени. Буквально четыре года назад местные фермеры при распашке земель наткнулись на стелу, где на трех языках дано жизнеописание первой королевы. Пацанчик Хоп оказался никудышным гидом. В любом случае надо доставать литературу.

Многие памятники были увезены или разрушены во время войны с итальянцами. В настоящее время Италия возвращает памятники на историческую родину. Я как раз наблюдал работы по установке монументов.

Примерно в 200 км к востоку от Аксума есть уникальный мужской монастырь Добродамо (Дебре Дамо) на вершине скалы-останца. Доехать туда можно либо взяв машину (что дорого, конечно), либо на автобусе трястись часов 5–6, затем идти 11 км пешком, форсируя реку (моста нет), а после осмотра монастыря и обратного 11-километрового забега к дороге попытаться поймать автобус до Аксума. Если крокодил не ловится, проводим ночь не пойми где. Последнее меня при наличии палатки и спальника не пугает, но тащить на себе два рюкзака 22 км (у дороги же не оставишь — умыкнут) — это чересчур. После долгих прений и поисков компромиссных вариантов я решил брать машину с грамотным водителем, но без аккредитованного гида. Так дешевле. К тому же я смогу останавливаться где пожелаю, чего с автобусом не сделаешь. Все удовольствие на день должно обойтись в 1300 бырр, которых у меня осталось очень мало. Но Телягуин решил эту проблему, разменяв мне $200 по курсу 1:9, и заодно подослал мне мальчонку с хорошим английским и со знанием тех мест. Пацана, кстати, зовут Манделла.

Конечно, если ездить вдвоем или большим числом, стоимость на человека падает в разы и поездка обойдется в копейки. Но я один, а попутной компании в те места в связи с низким сезоном нет.

В туалете отеля даже есть вода и (о, чудо!) нагреватель. Это настольно изумило мой организм, что возникло нестерпимое желание помыться. Пока держусь. Если все сложится удачно, то в течение завтрашнего дня Телягуин найдет мне машину, порожняком возвращающуюся в Дебарк. Так у меня появится шанс сэкономить один день и не потратить кучу денег. Дело в том, что прямых автобусов в мой следующий пункт — Дебарк — нет. Это значит, что мне надо ехать с промежуточными остановками и ночевками. Брать же машину в аренду — нереально дорого.

Очень напрягает непредсказуемость работы мобильной связи (там, где она вообще есть).

Я предполагал, что это заморочки международного роуминга, но оказалось, что это сугубо местная проблема и возникает она у всех. Объяснение простое: маломощное оборудование, частые перебои с электричеством и связью между регионами. Поэтому сообщения лучше передавать рано утром или ночью, когда нагрузка поменьше. Сегодня рискну поспать без спальника. Местное белье вроде вполне приличное. Вставать как обычно с петухами. Глаза уже слипаются.

День седьмой. Ночка прошла в сражении с комарами. Разумеется, не в мою пользу. Они берут количеством. Хорошо, что Аксум не малярийный район. Но все равно напряжно.

Сегодня у меня, полагаю, один из наиболее дорогих трипов — к монастырю Добродамо (Debre Damo).

Монастырь основан еще в 6 веке нашей эры За-Микаэлем Арагави на вершине горы-останца (2216 м. н. м.), размер которой около 1000 на 400 метров. Единственный путь наверх — 25-ти метровая стена. По легенде, к Арагави во сне явился сам Господь и указал на место будущего монастыря, сказав, что даст в помощь огромного змея, чтобы монах поднялся наверх. Сам архангел Гавриил стоял на страже с мечом, дабы змей не передумал исполнять божью волю. Змей, однако, оказался правильный и, обернувшись вокруг За-Микаэля, поднял его на верхний уступок, где монах вытесал крест на скале. Ныне этот крест целуют все, кто поднимается в монастырь.

Монастырь исключительно мужской, так что вход женщинам запрещен. Женщины лишь могут подойти к подножью скалы. У всех монахов, а их тут более 600, обет безбрачия. Почти все животные в монастыре — только мужского пола. Исключение составляют кошки, ибо они могут лезть по скале. И курицы, потому как птицы, а птицам границы неведомы.

Считается, что именно труднодоступность монастыря позволила оставить в целостности все его сокровища на протяжении более чем 1400 лет шумной истории.

Сокровища его состоят из обширной коллекции иллюстрированных рукописей. Среди них есть самые старые фрагменты текстов в Эфиопии и витиеватых резных фигурок на колоннах и потолке древней церкви, вокруг которой построен монастырь. Фресок как таковых нет, но есть большое количество картин. Считается, что монастырская церковь — самая ранняя из ныне существующих в Эфиопии.

Толстый канат, сплетенный из шкур и жил животных, подобно змию свисает до самого низа. Есть еще две ленты из того же материала. С их помощью поднимают грузы и страхуют желающих подняться. Высоко, но монахи очень быстро преодолевают этот подъем. Сказывается многолетняя практика. Я полез с фоторюкзаком и без страховки. Признаться, несколько запыхался к финишу. У верха скалы растут огроменные опунции, в зарослях которых тусуются крупные зверьки, похожие на грызунов. Местный народ зовет их шиншиллами, но это явно не они — уж очень велики и мордасты. Уж не даманы ли?

Вообще, здешнее монастырское сообщество фактически самодостаточно.

Зерновые культуры и животные выращиваются и пасутся по окрестностям. Вода дождевая, для чего по всей площади останца выбито около 1200 ям. Многие из них весьма глубоки и представляют из себя целый лабиринт пустот и тоннелей (что очень напоминает о высеченных в скале церквях Лалибелы), но увидеть это можно лишь во время засухи. Если воды не хватает, то животные пользуются приоритетом: монахи стараются обходиться без оной.

Фотографировать позволяют и дали специальное разрешение на просмотр фотографий женщинами.

Около часа просто сидел на территории монастыря. Очень спокойное место, хотя видно, что монахи не отстают от современных реалий: проведено электричество, кое-где торчат телеантенны. Специально вызванный мужчина старой лейкой фотографировал пожилого монаха в уважительном, желтом одеянии. На мой вопрос «зачем» последовал ответ одного из служителей: «Нашему брату 120 лет и он готовится встретиться с Богом. Мы хотим сохранить его фотографию на память для всех наших братьев». 120-летний брат в знак согласия кивнул головой и поднялся, как тридцатилетний. Я, стараясь закрыть рот от изумления, быстро спросил: «А сколько самому старшему?» Оказалось, 134. Не знаю, верить этому или нет, но Книга рекордов Гиннесса нервно курит в углу. Знали бы вы, как мне не хотелось оттуда уходить!

На обратном пути попросил водителя заехать к храму Яхо — сооружению, возведенному в 5 веке до нашей эры цивилизацией, от которой, собственно, и пошли современные эфиопы.

Храм языческий, со специальными ямами для жертвоприношений. В период распространения христианства рядом с храмом построили церковь, дабы обратить язычников в свою веру. Это единственный храм такого рода, аналогов в мире нет. Сейчас от него остались только стены и часть перекрытий пола.

Поскольку путь наш лежал вдоль границы с Эритреей, а монастырь Добродамо вообще находится в 5 км от оной, удалось выяснить, что тут делали итальянцы.

В 1896 году со стороны Красного моря на территорию современной Эритреи высадились итальянские войска во главе с четырьмя генералами. Цель — колонизация Эфиопии. Войска были остановлены эфиопским народом, имевшим к тому времени только лук, стрелы и копья, как раз в районе Аксума. Собственно, именно с этого времени не без помощи европейских держав и стало нагнетаться противостояние между Эритреей и остальной Эфиопией. Несмотря на то, что в Эритрее и в эфиопском регионе Тиграй живет один и тот же народ, который говорит на одном языке и несет одни и те же культурные традиции.

Противостояние выражалось в том, что Эритрея имеет итальянское влияние, а остальная Эфиопия получила английское. Именно англо-итальянские распри привели к тому, что царская Россия (также имевшая неслабое влияние в регионе) отказалась от колонизаторских замыслов. В итоге некоторое время назад вспыхнула война, унесшая немало жизней и приведшая к отделению Эритреи. Война шла бы и по сей день, но, к счастью, сменившееся руководство Эфиопии считает, что война не есть средство решения проблемы, и игнорирует провокации со стороны Эритреи.

Мирный договор, конечно, не подписан, так что сообщения между государствами нет.

Чтобы попасть из Эфиопии в Эритрею, надо лететь самолетом через соседний Йемен или Судан. Местные, конечно, ходят туда-сюда, ведь у многих остались близкие родственники по другую сторону границы. Если озадачиваться посещением Эритреи, лучше сразу получать три-четыре визы (в Москве) и делать кружок по всему региону.

К вечеру начался страшенный ливень, я же сидел под навесом, ожидая Телягуина с новостями касательно машины до Дебарка. Понятно, что арендовать машину я не буду, но вдруг кто едет обратно порожняком. Телягуин подошел с тремя белыми (канадец, голландец и полька), и у нас завязался весьма оживленный разговор. Где еще белые разных национальностей так рады встрече друг с другом, как не в Африке? Я уже местами думаю по-английски. Ужас.

Электричество дали ближе к девяти часам вечера, и я спешно отправился искать хоть какой-нить комп с интернетом.

Разумеется, наличие электричества еще не означает наличие интернета, но у хозяина отеля оказался спецканал (вероятно, через офис авиакомпании — они сидят на генераторах). И интернет у него есть. Вымолил 5 минут: родные завалили sms, а ответить невозможно. Односторонняя связь достает куда больше, чем полное отсутствие оной.

Похоже, машины завтра не будет. Значит, придется мне тащиться до Дебарка двое суток через район Шире. Хорошо, что хоть в эту Шире выезжать надо не с самого утра.

День восьмой. Телягуин так и не объявился, значит, пора тащиться на автостанцию. Аксуму, похоже, приходит конец: мало того, что электричества снова нет, так и вода куда-то подевалась. Даже бутилированная.

140 бырр за две ночи отеля, пять минут до станции и пара воплей «Шире» — и я уже в автобусе. На самой «камчатке». Народ выворачивает шеи, вокруг автобуса толпа: все смотрят, как фаранджи собрался поехать на местном транспорте. Цирк, ага.

На сей раз дорога даже асфальтовыми пятнами баловать не стала. Действительно, на хрена Эфиопии асфальт?

В автобусе не оказалось никого, кто бы хоть пару слов говорил по-английски. Ну да ладно, поговорим на пальцах. Девчонка, сидящая рядом, буквально сломала глаза, смотря на мои руки. Не выдержала: давай осторожно тыкать по родинкам. Вроде как спрашивает, что это. Какие мягкие у нее пальцы! Ну, вот как объяснить, что это обычная вещь для белого человека.

Ландшафт выравнивается. Вдоль дороги периодически попадаются разбитые танки и самоходки последней войны. Все пастухи и фермеры с до боли знакомыми «калашами». Часам к двенадцати (европейского времени) доползаем до Шире, точнее до административного центра провинции Шире Силясси. Автостанция — площадь в квадрате забора. Вдоль него, конечно, базар. Продают пропаренную на углях кукурузу. Давно хотел. Взял, конечно. Какой-то мальчонка прилепился, спрашивает, что мне надо.

— В Дебарк хочу.

— Сегодня - никак. Только на завтра билеты. Вон там.

Смышленый, однако. Купил билет, 52 бырра. А пацан все еще здесь.

— Отель нужен?

— Нужен. Попроще.

— Вон, «Националь-хотель». Рядом. Пойдем!

— Ну, пойдем.

Понятно, что парнишка привязан к отелю. Комнатуха стандартной эфиопской «звездности», хотят 40 бырр. Договорился за 30. Не терять же полдня, посмотрю эту Шире. Оставил рюкзак и, взяв пацана, пошел на базар. Не дошел. Пацан повзрослее, что видел, как я брал билет, подбежал и втирает, что есть возможность уехать сегодня. Прямо сейчас. Интересно. Телягуин мне втирал, что нельзя.

— А билет, блин, куда?

— Сдавай. Проблемы не будет.

— Ну, пошли.

Стоит джип, в нем водитель. Говорит, возвращается в Гондер. Совершенно пустой. Обалдеть! Хотят 200 бырр.

— Нет, пипл, 100!

— Мало.

— Ну, поищи другого фаранджи. Я тут один на всем вокзале.

— Ладно, ладно. И 10 бырр за наводку.

— Заметано.

А малой приотельный пацан все еще здесь. Даю ему ключ — тащи пулей рюкзак.

Сам пошел сдавать билет. И правда, проблем никаких. Билет сдан, я еду в машине, экономится день. И все за копейки. Вот только дорога — одно направление. Мотает нещадно, а впереди встают горы. Народ в машине — ни гу-гу по-английски, но это не важно, слово «Дебарк» водитель понял. Горы, действительно, встали. Прям на пути. Лепота необыкновенная и обычно европейцами не видимая, потому как практически нет белых, что едут в Дебарк с севера: обычно самолетом до Гондера и оттуда два часа по плато. Жаль, что не снимешь: все в сизой дымке.

Дорога идет прямо в лоб: одна колея, разъезды впритык. Четыре ущелья, перепады по полутора километра и каждый раз выше. По карте между Заремой и Дебарком — километров 15. Ага, намотали все 80. Серпантином. Под заходящее Солнце. Сразу вспомнил Непал: тот же холодок по спине на поворотах. Пусть теперь мне кто-нибудь скажет, что в Африке нормальных гор нет. Отправлю сюда.

Дебарк основан на плато, 3000 м высоты.

Здесь зелени больше, но толком не видно, так как солнце ушло. Народ весь на улице, в белых одеждах. Праздник? Нашел конуру — 40 бырр. Стандартная такса. Хорошо. Только б поесть. Знаю два слова: «амбо» — местная минералка и «широ тагамино» — лепешка-инджера (инджера — местный хлеб в виде полуметрового губчатого блина ядрёно-серого цвета и кислого вкуса из местных растений, с непривычки пучит нещадно) с вегетарианской подливой. Горячую подливу подают в миске. Надо ее очень быстро накидать на инджеру и не менее быстро съесть (руками, конечно), пока не остыла. Остывшее есть невозможно. Мяса, как уже повелось, я не ем. Электричества нет, но готовят исправно. Ночь на дворе. Пора спать. Завтра в горы. Дня на три.

День девятый. Тридцать километров под рюкзаком на высоте 3000 м — это вам не комар чихнул. (Кстати, комары и здесь задолбали). Так просто в национальный парк гор Симиена не попадешь — нужен пермит (входной билет) из расчета 70 бырр за ночь на человека и провожатый. Гид стоит, как обычно, не менее 150 бырр в день, но есть возможность взять скаута, такого парнишку с ружьем и рюкзачком, знающим местность и призванным охранять фаранджи. К слову сказать, самые опасные тут собаки. Кидаются из-под заборов не чтобы попугать, а реально жаждут крови. Но приклад, видать, им хорошо знаком: отбегают тут же, проявляя чудеса увертливости.

Так вот, скаут стоит 40 бырр в день, и тебя абсолютно не волнует, что он будет есть и где спать. Правда, английского он может не знать.

В местных отелях Дебарка есть опция хранения оставляемых вещей: я сбросил кое-что, но взял воды и один килограмм бананов — вышло около 15 килограмм заплечного веса (половина из них — фотодевайсы). Офис информации и туризма открывается аж в 8.30. Это очень поздно по местным меркам. Я не спал уже с шести. Все деньги в обмен на бумажку платятся в офисе. Со скаутом не надо договариваться, что при таких суммах очень хорошо.

Главный манагер вначале настаивал на аренде машины. До первого лагеря можно доехать (36 км, тропа идет так же, но кое-где срезает — вот и получается 30 км), но платить $70 за эти километры мне не улыбало ни разу. Поняв, что на машину я не подпишусь, манагер заметно погрустнел и стал втирать мула, постоянно тыкая в мой рюкзак. «Рюкзак как рюкзак, че пристал? Мой рюкзак. Хочу — несу, хочу — выброшу». Такой ответ вывел манагера в прострацию, и он усох. Засим я заплатил за себя (две ночи), за скаута (три дня) — 500 рублей — и все дела.

Вообще, я нигде не говорю, что я турист. Хотя бы потому, что таковым и сам себя не считаю.

И не пишу оное в документах. Говорю, что занимаюсь наукой и заодно пишу travel-book по Эфиопии [кандидат я наук или где?], а в данное конкретное место приехал исследовать местную жизнь. После чего я автоматически в глазах местных жителей приравниваюсь к госработнику и получаю возможность увидеть то, что обычный турист не увидит. Парадокс. Так и здесь, после того как мы отмахали 30 км за 6,5 часов, скаут потащил меня не в кемпинг, а к себе. В местечко из трех домов по другую сторону тропы, где живут местные и тусуются гиды и скауты.

— Тебе можно. Ты — не турист.

— А кто же я?

— Ты — доктор (В смысле Ph.D.).

— Но я не медик.

— Это неважно. Тебе можно с нами.

По дороге встретили огромные стада бабуинов.

По оценке скаута, их около 6 тысяч в нацпарке. Бабуины — редкостные подонки. Они мало того, что не боятся человека (местные их не едят), так еще при подходе к ним встают и демонстративно поворачиваются спиной.

Дорога периодически сваливается в ущелья, но сильного напряга это не несет. Дошел нормально, отдохнув раза три по 7–10 минут.

По приходу народ квасил местное пиво. Эта бодяга полуварится в а-ля навозном ведре из фиг-знает-чего. Это «фиг-знает-чего» ошметками так и плавает в пойле. Пробовать не рискнул, сказав, что в путешествиях алкоголь не пью (что, кстати, правда). Женщины смотрели на рюкзак и цокали языками. Предложил одной взвесить его на руках. Цоканья стало больше.

Купленная вода кончилась, но здесь есть источник. Впрочем, рисковать не стал — кинул чуток марганцовки. Пить, конечно, противно, но хоть без дряни.

Скаут нажрался пива. Как он завтра пойдет? Этим эфиопам много не надо. Это я увидел еще в Лалибеле, когда только по захмелевшему виду своих ребят понял, что в медовухе, оказывается, есть градус.

Живущий здесь дед не преминул ткнуть в свою подранную макушку. Достал йодный карандаш — смазал. Автоматически вырос level-up и местные тут же предложили замутить кофе. Пока отказался — после такой дороги кофе лучше не пить, иначе всю ночь прыгать буду.

Как только заходит солнце — резко становится холодно. Впрочем, термуху я взял, так что меня не проймешь.

Интересно отношение местных к технике. Понятно, что мой фотоаппарат, да и мобильник на мыльницы никак не тянут. Мнутся, но спрашивают, сколько стоит. Формула ответа элементарно проста: очень, очень дорого. Настолько, что я это не могу купить. И потому те дяди, на которых я работаю, дали мне сие на время, ибо я должен сделать хорошие снимки. Такие, чтобы людям в России очень понравилась Эфиопия. Последняя фраза — магическая. Эфиопы — ярые патриоты. Скаут всю дорогу с почтением пронес мой второй объектив, чтобы у меня была возможность быстро его сменить и снять кадр, достойный того, чтобы понравиться. Надо ли говорить о том, что он мне всячески подсказывал, что надо снять вот это, это и это?

Одна из женщин подослала мальца спросить, буду ли я кушать яйца. У них и так мало. Сказал, что не ем мяса, рыбу и птицу. Обет вроде как. Народ проникся и тут же оставил в покое.

Полвосьмого вечера. Все как сонные мухи. Здесь рано встают и рано ложатся. А эфиопский день сегодня 29-й, восьмого месяца 2000 года. Где-то тренькает птаха, палатку жмакает ветер, в спальнике тепло, уютно, а главное — никто не кусает. Я счастлив. Доброй ночи и вам.

День десятый. Упс! Ремень на брюках легко защелкнулся на одну дырку дальше. Худейте треками Эфиопии! Чем не слоган? На три горных дня есть только один килограмм бананов. Впрочем, уже меньше. Ем только вечером, плюс местные кофе наливают. Смотрят на меня, как на монаха, и ждут, когда же я устану. Факт того, что при этом я вообще не ем мяса, приводит их в ступор. Не верят, но скаут божится, что так оно и есть. И все тут же считают своим долгом подержаться за руку.

Сбегали сегодня с утра до водопада и обратно. Около 15 км. На сей раз у меня за плечами только фоторюкзак. Палатку даже не собирал, предполагая провести в кемпинге еще одну ночь.

Вернулись до 12-ти и стало ясно, что смысла торчать тут нет. Скаут предложил пройтись километров десять до Симиен-лоджа, чтобы там заночевать. Я, мечтая о местной минералке «Амбо», тут же согласился. Все равно лодж по дороге к Дебарку. Дошли до лоджа за три часа. Местный очень важный манагер тут же сказал, что лодж стоит $120 с носа и палатку ставить ну никак нельзя. Пришлось втирать ему о своей высокодуховной миссии обхождения минимумом, что касается прежде всего денег. Через 10 минут убеждений разрешение на палатку было получено, но за безумные деньги. Еще через 10 минут манагер стал снижать цену, и когда он уже дошел до 50 бырр, мне стало неинтересно (ну отдохнул я уже!). Тем паче, что скаут предложил пройти еще километров семь и заночевать в нормальном месте, где можно бесплатно поставить палатку. Оставив манагера наедине с его жадностью, мы ломанулись дальше.

Дошли за полтора часа — дорога была хороша. Но скаут сдал и к концу пути едва полз, то и дело повторяя, что он никогда таких людей не водил. Хе-хе, а он на девять лет меня младше.

Пост оказался бедным: ни «Амбо», ни бутилированной воды. Про еду я не спрашивал — у меня еще остался один банан. Странно, но есть не хочется вовсе. Попросил кофе и кипяченой воды, потому как не хочу использовать марганцовку для очистки (противная она на вкус). Попросили 10 бырр, то бишь 20 рублей. Фиг с ними, вода мне нужнее.

Пост ключевой, закрывает дорогу в нацпарк. Машинам въезд разрешен только днем — с шести до шести. Ближе к восьми вечера подъехала фура, попросила проезд. Местные — против, потому как запросто могут лишиться работы. Водила вопит: «У меня груз инджеры!» Народ выход нашел: «Видишь, сидит фаранджи? Он государственный контролер парка от своей страны. Они на парк денег дают. Пропустим сейчас — всем точно кранты!» Я всеми силами пытался не заржать. Водитель сдался и пошел тушить мотор.

Планируем завтра за пару часов добежать до Дебарка. Заберу шмотки из бокса (5 бырр в день за храненье) и ломанусь на автобус. Успею — так до Бахр Дара, не успею — в Гондер подамся.

День одиннадцатый. Будильник я уже давно не завожу: подскакиваю по солнцу. Да и водитель в шесть утра начал тарахтеть. До Дебарка десять километров. Побежали. Страшно хочется пить, но последние два глотка ушли внутрь еще на рассвете. На перекрестке путей скаут резко затормозил: нашу тропу пересекала женщина с корзиной инджеры на голове. Надо пропустить — добрый знак.

Эфиопские дети вопят так же, как стадо бабуинов.

Да и повадки те же. Поначалу вообще путался. Если один начнет hello'кать, тут же подхватывают остальные. Причем большая часть явно не представляет, что кричат остальные. Просто лепят похожие звуки. Получается дикая какофония с децибелами, бьющими в гланды. А теперь представьте, что таких горлопанов — целая школа, мимо которой идти минут десять.

В Дебарке мои шмотки оказались на месте, несмотря на фанерную дверцу и явные следы былых вскрытий. Местная пацанва тут же просекла, что я хочу ехать в Гондер, и притащила водилу на джипе. Он пустой, как раз едет туда. Этот баклан увидел белого и заломил 300 бырр. Я даже разговаривать не стал — развернулся и через пару минут сидел в автобусе с билетом за 18 бырр. Ну и ладно, что три часа вместо двух. В автобусе интересней.

Гондер — вполне себе городишко.

Даже асфальтирован, до него шла, как обычно, грунтовка. В центре стоит замок из разряда ветер дунет — упадет. Кроме как шататься по замку за беспредельный entrance у фаранджи дел в этом городе нет. Потому по приезде я выбрал с крыши эфиобуса свой уже изрядно побитый рюкзак (чем, конечно, собрал большую толпу) и пару раз проорал «Бахр Дар!». Нарисовалось аж три паренька от автобуса (25 бырр и толпа) и от маршруток (35 бырр и нету проблем). Сел в маршрутку, конечно. Пришлось прождать почти час, пока набьется народ.

Иногда мне кажется, что у эфиопов в жизни есть только два развлечения: фаранджи в автобусе и фаранджи на автобусе.

Последнее, разумеется, эксклюзив, высшим шиком которого есть заявление: «Я видел ВОТ ЭТОГО фаранджи. На автобусе». И все. Аборигену респект и уважуха гарантированы на века. А фаранджи обеспечен многозначительными взглядами на три города вперед. Не иначе как почтовых голубей посылают. Если еще всех не съели, конечно.

За час до Бахр Дара я остался в салоне один. И водителю заломало везти одного пассажира до места.

Он посадил меня в другую машину и спокойно развернулся назад. Новый водитель — тоже парень не промах. В долине Нила народ активно торгует луком — мешочками по 50 кило. Вот этот перец и взял пяточек мешочков, так что даже крыша маршрутки прогнулась. Веселые люди: всю дорогу сорили луком из надорвавшихся мешков.

На подъезде к Бахр Дару лежат останки бронетехники. Много. И до Эритреи далеко.

Оказывается, в этих краях с 1990 по 1992 год эфиопы устроили небольшой междусобойчик. Кто чего хотел — непонятно, но народу полегло немало. Впрочем, им, как я понял, пофиг, отчего здесь помирать: не пристрелят, так от малярии загнешься.

Голубой Нил — сплошная рыжая жижа, как и озеро Тана, откуда тот и течет.

Бахр Дар весь на контрастах: пять звездюлей у отеля и тут же сточная лужа. Вонь с жарой выбивают слезу, но мне уже все равно — очень хочется мыться. До дрожи в коленях. Отели двух типов: те, что от тысячи бырр и на вшивой козе не подъедешь, и те, что зовутся «страх божий». Нашел ночлежку, что поближе от центра и в округе не сильно воняет. Сразу в душ, лишь затем посмотрел на постель. Тут же выползла мелкая хрень. Попытался поймать — ускакала. Блохи в малярийном районе — что может быть лучше? Пошел на ресепшен, взял баллон дихлофоса. Лучше нюхать дерьмо, чем разводить блох на башке. Над кроватью противокомариная сетка. Явно будет нужна. Я уже просто чую.

Надо поесть сходить — три «банановых» дня позади. Везде рыба в меню. Специфика места. Решил и дальше сидеть на растительной пище. Во-первых, сильно дешевле. Во-вторых, меньше шансов схватить что-нибудь. Минут десять втирал, что жажду помидоров и лука. Только эти две вещи. И побольше. Я даже сам посолю. Принесли. Есть еще перец зеленый. Сдуру куснул, а он чили, однако. Так «заправился» помидорами, что еле дошел до отеля. Сплю на ходу.

День двенадцатый. Бахр Дар — странный город. Люди здесь другие. Такое ощущение, что их долго кормили подачками и внушали, что все им должны, особенно, разумеется, белые. Потому, завидев фаранджи, даже взрослый абориген не считает зазорным прямо в лоб просить 10 бырр. На авось, а вдруг дадут. Я, конечно, печатаю бырры в своей далекой России (многие понятия не имеют, где это), а сюда приехал специально раздавать.

Отдельная песня — типа «гиды», тусующиеся во всех значимых местах.

Эти слету будут вам втирать, что самому все осмотреть совершенно невозможно, дорого и опасно. И только он, гид-супергерой, спасет вас от верной гибели. Блин, есть тот, кто спасет от такого «гида»? Оказалось, что есть. Эта штука зовется индивидуальным «туром» и организовывается, как правило, приотельными пацанами. Моя задача — оговорить все условия, выслушать предложения, изрядно снизить цену и сказать, что «отвечаю», но деньги потом.

У эфиопов словесная договоренность играет большую роль.

Многое делается на веру, и потому случаи, когда кто-либо, к примеру, подписался на тур, а потом отказался платить, помнят долго и даже злобно. Как убедить, что ты не «кидала», да и самому быть уверенным, что не кинут? И просто, и сложно. Надо стать другом. Не в буквальном понимании, а что-то типа взаимного френда в livejournal, которого по жизни не знаешь. Финально это выражается в особом рукопожатии с последующим прижиманием плеча к плечу. Родственники, кстати, здороваются так же, плюс троекратно прижимаются щеками, типа целуясь. Может, это и смешно звучит, но это работает.

Итак, сегодня, я собрался посетить несколько монастырей на островах озера Тана и добраться до водопада Голубого Нила.

В обычном режиме на сие отводится два дня, но встав пораньше, легко можно уложиться в один. Мелких островов на озере в этой части немало. И на каждом — монастырь. Мужской, реже — женский, еще реже — общий. Монахи держат небольшие плантации фруктов, ловят рыбу и пьют воду прямо из озера. Как можно пить эту грязь, я не знаю, но монахи народ привыкший. Один из старейших монастырей — мужской монастырь Святого Габриэля. Он основан в 1321 году и, надо сказать, впечатляет. Монахов — человек 60. Живут в клетушках вокруг основной церкви. Тихи, спокойны, знают английский и имеют один телефон на толпу.

Каждый остров в тени деревьев. Спокойно и нет никакой вони. Безумный контраст с Бахр Даром. По озеру ходит паром. Двое суток с заходом на все острова. Для многих он — единственный путь к большой земле. За полдня успел осмотреть три острова плюс исток Голубого Нила. Все мои попытки узреть хоть что-то голубое, кроме неба, успехом не увенчались.

Оказывается, обо мне уже пошли слухи.

Мол, приехал странный фаранджи: мяса и рыбу не ест, а просит салат из помидоров и лука. Причем лук ест прямо так и ничего у него не морщится. А еще он скупает банки томатного сока. Сок здесь и правда вкусный. Вот только закатан в банки из стратегической стали. Фиг откроешь. Ножа-то у меня нет, а у местных нет открывалок. Выход как всегда прост: просишь отвертку и бьешь две дырки. Прям в магазине. Отвертка точно будет. Это, видать, национальная особенность: держать отвертку в кассовом аппарате или под прилавком. Ни одного магазина без сего инструмента не видел. Очень смешно смотреть, когда народ пытается повторить мое пробивание дырок: то ладонь отшибут, то банка отскочит, а один так вообще отверткой в палец заехал. Нет нашей закалки, ага.

После обеда — путь в Тис Ассат, деревушку, что стоит там, где обрывается Нил.

Водопад, правда, нынче не тот. Изрядная доля воды идет через гидроэлектростанцию, так что водопадный поток «похудел». Удивительно то, что энергия уходит в Судан, тогда как тот же Бахр Дар сегодня без электричества и без воды. До водопада надо топать пешком по тропе, идущей в три деревни. Сегодня большой базарный день, слова «фаранджи» и противное «hello» раздаются по три раза в минуту.

К вечеру нашел мужиков, что возят маршруткой людей до столицы. Автобусом — долго, можно за день не успеть. Да и билет — сотня бырр, плюс немало проешь по дороге. А эти перцы выезжают в 4 утра и к обеду уже в Аддис-Абебе. Удобно, но ломят 300 бырр для фаранджи. В процессе долгих торгов сбил цену до 200.

День тринадцатый. Все-таки это были блохи: поймал одну ночью — жирная зараза. Волосы бы проверить, да некому. Ноги чешутся аж до озноба. Полный эфиоптвоюмать. Ну, ничего: давно хотел налысо подстричься, а тут такой повод. Вот только на эпиляцию ног ни за какие коврижки не соглашусь.

Сегодня день из разряда «успеть проехать пол-Эфиопии».

Выехали из Бахр Дара в 4.20. В Аддис-Абебу добрались к 13.00, тут же поймал такси и заявил, что хочу в Шашемене. Таксист за 10 минут довез до местечка Ла Гаре, где как раз отходила маршрутка. Кстати, за такой подвоз даже ночью давать надо 30 бырр и посылать подальше тех, кто хочет больше. Несколько часов тряски изменили мое мнение в пользу остановки не в столице растаманов, а в городе Авасса, что еще на 20 км южнее. Быстрая переброска с одной маршрутки на другую на станции Шашемене — и через полчаса я в Авассе. За «каких-то» 15 часов от Бахр Дара.

Местные не верят, да я и сам припух от такой резвости. Но оно того стоит. Во-первых, экономится день. Во-вторых, экономятся деньги. В той же Аддис-Абебе ночлег и еда мне встали бы в пять раз дороже, чем в Авассе.

Дорога в Шашемене принесла другой сюрприз — парня по имени Йонас (кстати, весьма распространенное тигранское имя).

Он читает лекции школьникам и весьма религиозен. Узнав, что я из России и путешествую здесь, держа пост (ага, я по-прежнему без мяса, рыбы и птицы и в дороге не ем), сильно проникся. Мы проговорили всю дорогу. Собственно, это с его подачи я решил ехать в Авассу: Йонас подсказал массу полезных вещей, начиная от дешевого отеля и заканчивая надежным банком (у меня закончились бырры, а за пределами столицы это катастрофа).

Именно благодаря Йонасу я все-таки смог увидеть место зарождения океана: трещину, тянущуюся единой линией на сотни километров и расширяющуюся год от года. Через 50 миллионов лет здесь будет новый океан и две Африки. Как будто на мгновенье приоткрыл глазок в будущее. Меня такие явления никогда не оставляют равнодушным.

Шашемене — деревня обкуренных растаманов, где под вечер можно крепко налететь на геморрой.

Со слов Йонаса, все нормальные люди давно уже переселились из этого беспокойного местечка в ту же Авассу или далее. Однако ввиду того, что Шашемене является транспортной развязкой четырех направлений (что достаточно уникально для Эфиопии), миновать ее нереально, так что у меня была неоднократная возможность понаблюдать за местным населением. И оно мне понравилось еще меньше, чем в Бахр Даре. К слову сказать, такого количества полицейских на улицах я более вообще нигде в Эфиопии не видел.

В Авассе, не иначе как в честь моего приезда, отключили свет. Эфиопы выиграли у «Челси», и на темных улицах темные люди радостно вопили, сверкая белыми зубами в свете редких фонариков. Представляю, какой белой (буквально) вороной выглядел я.

У меня осталось четыре дня плюс пятый на возврат в Аддис-Абебу.

Что буду делать, еще не представляю, но склоняюсь к тому, чтобы поехать в деревушку Додола, к дождевым горным лесам региона Бали. Две-три ночи в палатке — что может быть лучше?

День четырнадцатый Давно я так хорошо не высыпался, несмотря на полуночный тададам по соседству. С утра пошел менять деньги. Банк в Авассе открывается в два часа по эфиопскому времени (в 8 часов). Было еще рано, и я провел прекрасных полчаса в общении с охранником. Он служил в армии, в части, что обслуживала наших пилотов. Даже пару слов по-русски вспомнил. Я-то, наивный, считал, что только наш родимый Сбербанк отличается особой медлительностью. Ага, не угадал. Эфиопские товарищи меняли мои жалкие 100 баксов 45 минут.

Север и юг Эфиопии отличаются, как небо и земля.

И не только ландшафтом: прежде всего — людьми. Южане куда менее дружелюбны, подсажены на деньги и местную наркоту (листья кустарника, зовущегося «чат»). И если на севере я не видел даже намека на воровство, то на юге это, к сожалению, довольно обычное явление. Вечером без сопровождения знакомых аборигенов вообще лучше никуда не соваться.

Если на севере, завидев белого человека, только мелкие дети начинают вопить, здесь орут и улюлюкают вполне взрослые.

Причем массово и явно от отсутствия образования. На мой взгляд, известный постулат «труд сделал из обезьяны человека» в корне неверен. Не труд, а образование сделало человека. По Эфиопии это очень хорошо видно. Абориген, претендующий здесь на образованность, одет иначе и ведет себя куда более цивилизованно. Жаль, что таких людей единицы. Мне крупно повезло, что встретил Йонаса. После банка, совершенно не зная, куда податься, я позвонил ему. Йонас подъехал с другом буквально через 15 минут и предложил мне несколько вариантов, куда поехать. И я решил вначале посмотреть горячие источники в местечке Вондогенет, а затем уже податься в Додолу. Одна незадача — все транспортные сообщения идут исключительно через Шашемене, потому пришлось ехать туда, затем в Вондогенет, а потом обратно в Шашемене и лишь после в Додолу.

Местные кондукторы, в отличие от северян, пытаются подзаработать на фаранджи за счет багажа.

Говорят, оставляй, мол, багаж в салоне, а после требуют оплату за него, как за еще одного пассажира. В первый раз я поднял нехилую бучу и в итоге заплатил лишь 1 бырр. В последующие разы сразу заявлял, что если багаж оставляю в салоне, я платить ни копейки не буду. Надо ли говорить, что багаж немедленно отправлялся на крышу автобуса?

Вондогенет, за исключением самих горячих источников, преотвратное место. Ехать от Шашемене минут 40. Дорога только строится. В этой местности хорошо растет не только авокадо, но и тот самый кустарник с наркотической листвой. Его тут буквально косят. Народ весь обдолбанный. Исключения есть, и они настолько выделяются, что видно издалека.

На горе, со склона которой течет самый настоящий кипяток, есть участок природных джунглей. Местный гид за один час просмотра запросил 50 бырр. Это примерно то же самое, что запросить сто баксов за один проход по Красной площади. Послал этого козла подальше. Козел возмутился и сказал, что не отвечает в случае проблем с местным населением. Я пошел один и буквально через сотню метров встретил двух стариков, которые мне с удовольствием все рассказали и показали. На хорошем английском.

Обратный автобус до Шашемене надо ловить. Ловит его человек надцать, а вдвое больше просто вокруг пинают балду. Реально стремно.

Наркотическую хрень жует практически весь автобус, включая женщин, кондуктора и совсем молодых пацанов. Каждый первый везет кучу этих листьев на ветках, аккуратно завернутых в банановый лист. По дороге народ скупает всю эту дрянь. Автобус, естественно, стоит. Обратный путь до Шашемене занял более полутора часов, и я облегченно вздохнул лишь тогда, когда сел в автобус на Додолу. Несмотря на относительно небольшое расстояние, автобус тащится четыре часа. Дорога интенсивно строится, и возможно, через пару лет здесь будет асфальт. А пока одни объезды. На подъеме в горы нас накрыл ливень с градом. Да таким, что оставлял вмятины на автобусе. Буквально за минуту земля стала белой, затем вспучилась и потекла грязевым потоком. Ишаки, привязанные к заборам вдоль дороги и не имеющие укрытия, орали так, что было слышно сквозь грохот по крыше. Минут 20 автобус продирался сквозь эту стену воды и града со скоростью не более 5 км/ч. А затем все резко кончилось. В один миг. Как будто включили свет. Через пару километров земля стала сухой. Как будто ничего и не было. Обалдеть.

Хорошо, что я вез распечатку с lonelyplanet о путешествии одного перца в этих краях буквально за месяц до меня. Информация оказалась актуальной и мне помогла.

Вывалившись посреди улицы из автобуса, я настолько уверенно ломанулся в сторону мотеля, что никто даже не дернулся в предложении своих навязчивых услуг, как это бывает обычно. Мотель в Додоле стандартной эфиопской убитости, но на частной территории и со своей кухней. Персонал приветлив и достаточно внимателен. Прямо как на севере — я аж чуть не всплакнул. Пообещали мне, что никаких вшей-блох-клопов тут точно не будет. Кухарка уже свалила домой (по эфиопскому времени ночь на дворе), но за ней послали гонца и смастерили мне растительный ужин.

Вполне вероятно, что я повторю свой «голодный» трек: после гор Симиена мне сие не кажется чем-то необычным.

Еще одна радость — в номере есть рабочая розетка! Решил зарядить фотобанк, потому как он почти на нуле. Я его с Москвы не заряжал. У фотоаппарата сдохли два из трех аккумуляторов, но есть батарейная приставка, так что мне хватит. Что до мобильника, то связь на юге просто никакая. Даже симка не регистрируется. Понятно, что об интернете можно сразу забыть.

К ночи резко холодает. Высота 2600 м, однако. Местные аборигены напяливают куртки и одеяла, смотрят на меня и ежатся. Я же просто балдею: наконец-то не 35 градусов в тени.

День пятнадцатый. Периодические подскакивания среди ночи при наличии электричества имеют один несомненный плюс: успеваешь зарядить все что можно. Посему батареечную приставку решил в горы не тащить, как и массу остальных вещей. Договорился с управляющим отеля о хранении шмоток, оплатив полную стоимость будущей ночи, что проведу у них по возвращении.

Офис национального парка открывается с 8.30 по европейскому времени и обслуживает народ по принципу обычной коммуны.

Это значит, что в офисе ты осуществляешь только плату за вход, услуги гида оплачиваются непосредственно гиду по возвращении, кемпинговые услуги платишь местным, что следят за кемпом. Офис лишь устанавливает фиксированную таксу, предоставляет гидов и осуществляет контроль качества предоставляемых услуг. Довольно грамотно, хотя приходится таскать с собой кучу мелких денег. Я сразу заявил, что мне интересно проходить за день по два кемпа ввиду малого количества времени и относительно небольшой удаленности кемпингов друг от друга. Первый кемп по пути к дождевым лесам отстоит от Додолы на 11 км, второй — в семи километрах от первого, но существенно выше.

На базаре (бананы-то надо купить) решил взять еще помидоры и лука и забодяжить нормальный салат, о котором я мечтаю уже две недели.

Фиг с ним, с весом, дотащу. Парнишка Юсуф попался мне нормальный и разговорчивый. Он быстро отбивал у местных желание пообщаться с фаранджи, что меня очень и очень радовало. Устал я от этой обезьяньей непосредственности. Льет как из ведра. Юсуф говорит, что дождя не было очень давно и много скота полегло, народ обеднел. Сейчас дождь, не иначе как возмещает. Мне от этого хоть и прохладней, но никак не суше.

Идешь и думаешь: прямо Подмосковье.

Та же ежевика по кустам, те же одуванчики местами, повислые кипарисы успешно косят под повислые же березы. Вот только вместо белых грибников из-за деревьев выходят черные скотоводы. Кемпинг представляет собой стандартную хибару а-ля «альплагерь» с нарами и печкой-буржуйкой. По желанию местные могут приготовить поесть. Из того, что есть, конечно. Я замутил свой салат и попросил хлеба. Мне принесли лепешку на воде, поджаренные куски сердцевины банановой пальмы и пасту из крапивы. Подножный корм, короче. Очень просто и вкусно. С такой едой мне точно голодать не придется.

К нашему приходу в кемпинге уже тусовался один постоялец — пожилой немец, преподаватель истории. Первый белый за несколько дней.

Он очень удивился тому, что я из России, и тут же принялся расспрашивать про Транссиб. Ну, мечта детства у человека: проехать от Берлина до Владивостока. Его так же, как и меня, весьма задолбала навязчивость и попрошайничество местного населения. И он также сказал, что северяне куда лучше. Стало быть, мое мнение достаточно объективно.

Дождь льет порциями, но прекращаться и не думает. Замочил кусок спальника. Кругом сыро и мокро, и я решил поставить палатку под навесом, где спят мулы и овцы. Они, конечно, тяжко вздыхают во сне и храпят, но под навесом сухо и есть дополнительная защита от дождя. Тащить завтра поутру мокрую палатку мне не хочется совсем. Наконец-то все мои пути сошлись в одну линию: три дня и две ночи — на горы Бали, еще одна ночь в поселке Додола, а потом надо успеть сесть на первый автобус до Ассалы, что по дороге в столицу. К сожалению, прямого автобуса до Аддис-Абебы не ходит, а раз так, то лучше поехать неизвестной дорогой (не через Шашемене). И даже если доберусь до столицы лишь к ночи, я успеваю на самолет.

День шестнадцатый. Дождливый сезон начался. Местное зверье, конечно, радо, да и мне легче дышать. Вот только мокро и негры мерзнут: на улице +14 градусов днем. Трек решили идти с самого утра, пока ливнем не накрыло. Тринадцать километров пролетело за четыре часа. Чуть ли не прогулочным шагом.

И очень вовремя пришли — повалил град.

Эфиопы забились в свои конурки, а там температура еще ниже. Дрожат, как карманные собачки. Наконец-то я увидел «изюминки» этих гор. Непосредственно выше границы леса находится вересковый пояс, представленный родами Erica и Phillippa. Этот пояс лежит в пределах от 3400 до 3800 м н. у. м. Вереск вырастает высотой до 5 метров, но, к сожалению, это можно увидеть только в отдельных местах, так как местные жители народности оромо часто поджигают растительность этой зоны. Эта практика насчитывает столетия. Основная цель поджогов — очистить территорию от вереска и опавшей листвы для лучшего роста травы. С другой стороны, гигантский вереск вырубается на дрова и строительство, так что сейчас редко можно увидеть уникальное вересковое сообщество.

Другая знаменитость региона — гигантская лобелия.

Это растение живет на высотах от 3100 м и обладает уникальной приспособляемостью к местным условиям, а именно к высокому уровню солнечной радиации, экстремальным перепадам температур и сильному ветру. Молодые листья лобелии, еще не имеющие в своем составе веществ, противостоящих ультрафиолетовому излучению, всегда расположены вертикально (чтобы ловить меньшее количество прямых солнечных лучей). Старые листья, имеющие защиту, горизонтальные. На уровне почвы дневные колебания температуры могут достигать 50 градусов, в то время как в двух метрах над землей — только 12. И для нормальной жизнедеятельности лобелии необходимо защищать ствол от таких перепадов. Молодые растения защищают себя путем формирования «ночного покрывала» из листьев, которые на ночь прижимаются к стволу. Молодые листья имеют опушение, что также защищает их от перепадов температур. Лобелия может вымахать до 9 метров высоты, выбрасывая вверх единственное соцветие с темно-синими или фиолетовыми цветками. Пустое внутри, оно несет на себе несколько тысяч цветков, каждый из которых, в свою очередь, производит несколько тысяч очень мелких семян. И общее число семян из одного соцветия может превысить 7 миллионов! Но как только растение отцветет, оно погибает. Хотя «скелет» еще может стоять несколько лет.

Так бы и сидел, смотря на эти растения. Ну а поскольку навес для скотины без стен, то вид из палатки мне обеспечен.

Навес, правда, дырявый, но часть дождя держит — и то ладно. Забрался в палатку. В ней куда теплее. Не удивлюсь, если народ придет греться. К вечеру устроили совместный ужин (конечно, макароны с томатно-луковой заливкой, что же еще?) и разговорились с немцем. Он искренне считает, что Советский Союз оккупировал Прибалтику и часть Восточной Германии. Я, конечно, не согласен. Но, как показывает практика, переубеждать друг друга в подобной ситуации бесполезно. К счастью, мы оба это понимаем.

К ночи вернулся в палатку — температура внутри 8,8 градуса. Африка! Высота, конечно, 3450, но ведь лето же на носу.

В навесе гнездо мелких пташек. Задолбали шнырять над палаткой. Чуть вылезешь — поднимается вопль. Спальник отсырел напрочь, а сушить его, вероятно, времени уже не будет. Пока писал, надышал еще два градуса. Уже кое-что. Завтра — двадцать километров вниз к Додоле. Новой дорогой, конечно. Запасы воды кончились. Ничего, отопьюсь в отеле.

День семнадцатый.

Ну и холодина! Выполз в час ночи поснимать звезды — чуть кони не двинул. На траве заморозки. С утра палатка мокрая, но сушить нет времени. Стоит только на часок задержаться, и дождь накроет в дороге.

Сегодня — базарный день. Cо всех окрестных хибар, порой за те же 20 км, народ с нехитрым скарбом тащится в Додолу.

Кто-то привязал к ослу две вручную выстроганные доски, кто-то на спине прет вышитые шмотки, а кто-то умудряется нести сразу 7–8 немаленьких глиняных кувшинов. Попросил Юсуфа заглянуть на рынок: вдруг попадется какой сувенир. В Аддис-Абебе все в разы дороже, да и времени может не быть. Народ в трансе — фаранджи на местном базаре. Пацанва гадает, что я куплю и какую цену мне заломят за цвет моей кожи. Но Юсуф свое дело знает — страждущие наживы быстро обламываются, ибо такой же товар есть еще, как минимум, у двоих. Конкуренция, однако. Действо феерическое, но без местного проводника просто заклюют.

На выходе с базара встретили старика, что обслуживал первый кемпинг.

Хороший старик. По-английски не понимает, но очень старался. В кемпе я дал ему на 3 бырра больше, чтоб тот сдачу не искал, так старик был просто счастлив. Сильно его семье досталось от этой локальной засухи. Так и здесь, у базара, он схватил меня за руку, прижался плечом и радостно-возбужденный пошел со мной по пути к мотелю, не отпуская руки.

Вообще у эфиопов очень интересная и длительная процедура приветствия при встрече, особенно когда давно не виделись.

Считается нормальным, если друзья одного пола ходят, держась за руки. Разнополые так себя не ведут, даже если это муж и жена. Не принято. Обмен приветствиями начинается еще метров за двадцать:

— О! Абрахам! Салям!

— О! Юсуф! Салям-ло!

— Как твоя семья, салям?

— О! Салям! А твоя?

— О, салям! Друзья как, салям?

— Салям-ло. А сестра твоя как?

— О, полный салям! Замуж отдали.

— А ты девушке своей салям для салям накопил?

— О! Почти весь накопил, салям-его-мать!

...и так далее до пятого колена, обнимаясь и прижимаясь плечами. Заканчивается это все передачей приветов. Разумеется, не меньше пятого колена. Если ты с одним из «приветствующихся», то обязательно участвуешь в действе. К счастью, многочисленных родственников перечислять не надо, достаточно сказать «салям» и обменяться эфиопским рукопожатием.

В Додоле солнце, дождь пока окучивает лишь вершины. Хорошая возможность просушить снарягу.

Наконец-то я научил эфиопов готовить салат из помидоров и лука! Невероятно. По такому случаю собралась половина персонала отеля, чтоб посмотреть, как я это буду есть. Как-как... с удовольствием! Еще и красного перца попросил — эфиопы одобрительно зашумели. Не удивлюсь, если теперь в меню появится новый пункт: «Салат доктора Алекса». Вроде все упаковал. В Аддис-Абебе по отелям шастать не буду — поеду сразу в аэропорт.

День восемнадцатый. В очень раннем подъеме есть своя прелесть: эфиопы настолько не ожидают увидеть фаранджи в такую рань, что шарахаются в стороны. Время 5 утра, но автобус на Ассалу уже стоит. Забил себе место получше. Пораньше приходят только за этим, ибо автобус все равно никуда не поедет, пока все места не займут.

Выехали через час. Дорога как обычно отвратная, да еще и сломались через полтора часа ходу. Ситуация не из приятных накануне отлета. Хорошо, что местные умельцы кувалдометром и такой-то матерью способны починить что угодно. В итоге до Ассалы добрались лишь к полудню. И через минуту я уже сидел в эфиобусе до Назрета. От Ассалы все проще: асфальт, оживленное движение, множество рейсов.

Если, конечно, не заниматься исследованием новых путей, то от Додолы в столицу лучше ехать через Шашемене. Выйдет быстрее и надежней.

В Аддис-Абебе был уже в 16 часов дня. С моим баулом и не пойдешь никуда — каждые три метра спрашивают, что мне надо. Утомительно это. Поехал в аэропорт общественным транспортом. Во-первых, это дольше (ну а куда мне спешить, если до вылета 12 часов?), во-вторых, в разы дешевле — всего 7 рублей. Можете себе такое в Москве представить?

Не знаю, где интернетный народ откопал информацию об ограниченном обмене бырр на доллары, но у меня даже паспорт не спросили.

Сгребли все, что я достал, и обменяли без всяких квитанций. Магазинчиков с сувенирами в аэропорту практически нет. Когда впадаешь в полудрему, звуки аэропорта сливаются и начинает казаться, что вокруг говорят по-русски. Даже различаешь отдельные слова. Вот только смысл ускользает. Прямо глюки Робинзона Крузо. Duty free здесь есть, вот только работает днем и ко времени, когда я прошел регистрацию, все позакрывалось. Надо было видеть лица двух поначалу весьма надменных немцев, когда они, достав пласт сотенных эфиопских купюр, выяснили, что в нейтральной зоне обменника нет. Я бы, конечно, купил что-нибудь, но эфиопам, видать, это не надо. Ну и ладно. Пока, Эфиопия.

Источник