Наука | Философия Культуры

Моя и твоя Сибирь. Сборник.

( составитель Зверева Р.П. ). Новосибирск. 2012. – 30 с. ил.

Известный сибирский писатель Валентин Распутин в середине 80-х годов ХХ века выступил с публицистической статьей «Моя и твоя Сибирь». Сегодня – это уже история.  В ХХI веке актуально возвращение к таким  документам, однако, с цитированием писателей и историков прошлого. Иллюстративный материал, которым так богата современная полиграфия, только усиливает величие пространств Сибири и народов ее населяющих.

Издается при содействии:

Сибирская Академия традиционной народной культуры. Международный Фонд «РУСЬ ЗОЛОТОЙ ВЕК». Региональная группа сотрудничества  «ЕВРО-АЗИЯ».

Ресурсный Центр общественных объединений Заельцовского района.

Региональная общественная организация «Союз пенсионеров России» Новосибирской области (Заельцовское отделение). 

Моя и твоя Сибирь…

«Здесь азиатская Россия – Смешались, говор лик глаза…» Академик В. П. Казначеев.

В. Распутин

Моя и твоя Сибирь. …Слово «Сибирь» так и не расшифровано, точное этимологическое значение его не найдено. Для человека постороннего, знающего о Сибири лишь понаслышке, это огромный, суровый и богатый край – весь как бы в космических размерах, включая и космическую выстуженность и неприютность. И в коренном сибиряке он видит скорее продукт природы, нежели такой же, как он сам, продукт загадочного человечества. Мы привыкли к языку сравнений, но никакие сравнения ничего не скажут о Сибири. Мы можем сопоставлять лишь результаты освоения, дела рук человеческих, но не более. Нет ничего в мире, что можно было бы поставить в виде аналога рядом с Сибирью. Кажется, она могла бы существовать как самостоятельная планета, в ней есть все, что должно быть на такой планете во всех трех царствах природы – на земле, под землей и в небе. Ее собственную жизнь, столь разновидную и разнохарактерную, невозможно обозначить известными понятиями. …В нашей природе все мощно и вольно, все отстоит от себе подобного в других местах. В Западной Сибири равнина – так это равнина, самая большая и самая ровная на планете, болота – так болота, которым и с самолета нет, кажется, ни конца и ни края. Восточносибирская тайга – это целый материк, терпящий, к слову сказать, и самые страшные бедствия в своей жизни от вырубок и пожаров. Реки – Обь, Енисей, Лена – могут соперничать лишь между собой. В озере Байкал пятая часть пресной воды на земном шаре. Нет, все здесь задумывалось и осуществлялось мерой щедрой и полной, точно с этой стороны, от Тихого океана, и начал всевышний сотворение земли и повел его широко, броско, не жалея материала, и только уже после, спохватившись, что его может не хватить, принялся выкраивать и мельчить. …В сущности, опершись на Сибирь, да еще на некоторые, пока заповедные, районы, человечество могло бы начать новую жизнь. Так или иначе, очень скоро, если оно собирается существовать дальше, ему придется решать главные проблемы: что пить и что есть, как, и в каких целях

использовать человеческий разум. Земля как планета все более и более устанавливается на этих четырех китах, ни один из которых нельзя сейчас считать надежным. И если слово «Сибирь» в своем коренном смысле не означает спасение, оно могло бы стать синонимом спасения… Давайте заглянем в суть вопроса и попробуем понять место Сибири в своих ощущениях Родины, а быть может, даже всего мира, в ощущениях, так сказать, абстрактного плана, в восприятии части от целого – части своей судьбы и жизни, части пройденного человеком пути и части нашей уверенности в завтрашнем дне… почему, проведя здесь два три года, а может быть, и год, человек всю жизнь потом гордится сибирским периодом? Ну, лестно, предположим, что выдержал испытания, закалил, как принято говорить, свой дух, прошел определенную профессиональную школу… Но разве это все? Гордятся и те, кто не выдержал, не закалил и не прошел, гордятся одним лишь быванием в Сибири, подобно тому, как прежде гордились и обольщались походом на Афон. Дело, значит, не только в материальных, профессиональных и физических приобретениях, а в чем-то еще, что не сразу может быть обозначено, но существует и входит немалой долей в понятие «сибирского притяжения». Есть вещи несопоставимые, необъяснимо существующие лишь в себе и развивающиеся по каким-то собственным законам. Есть они и в тех понятиях, которые говорят о Сибири, если не смотреть на нее только с хозяйственной точки зрения… Сибирь имеет свойство не поражать, не удивлять сразу, а втягивать в себя медленно и словно бы нехотя, с выверенной расчетливостью, но, втянув, связывает накрепко. И все – человек заболевает Сибирью. После сибирской язвы, теперь, кажется, не существующей, это самая известная болезнь: всюду после этого края и долго человеку тесно, грустно и скорбно, всюду он истягивается мучительной и неопределенной недостаточностью самого себя, точно оставил навсегда часть себя он в Сибири.

«Сибирь… Сказочная и необъятная, она уже существует. И тот, кто ничего не знает о ней, не знает будущего планеты»  Французский публицист  Пьер Рондьер

Сибирь? находясь на одном материке с Европой, отгороженная от нее лишь Уральским Камнем, который вполне можно считать доступным, была, тем не менее, открыта для цивилизованного человека на сто лет позднее, чем Америка.  Конечно, смутные слухи о Сибири бродили по миру издревле, и, конечно, русский человек, тот же неутомимый новгородец, и торговал, и промышлял в ее владениях, проникая туда и по суше, и по северным морям, но, считая это делом обычным, отчетов о своих самовольных проникновениях никому не давал, а опыт передавал сыновьям. Новгородцы знали Юргу (так назывались северные земли к востоку от Урала) еще в ХI столетии, а может, и раньше, впервые же слово «Сибирь» появилось в русских летописях в начале ХV века в связи с кончиной хана Тохтамыша, который уже после Куликовской битвы в княжение Дмитрия Донского спалил Москву, но продержался у власти недолго и в результате междоусобных распрей был убит в «сибирской земле». Что до слухов о Сибири, время от времени возникавших в древности в Западной Европе – столько в них было небылиц и сказок, что одних они отпугивали, у других же тогда вызывали усмешку… У П.А. Вяземского, литератора и друга Пушкина, о мнениях такого рода есть любопытные слова: «Хотите, чтобы умный человек, немец или француз, сморозил глупость, - заставьте его высказать мнение о России. Это предмет,  который его опьяняет и сразу помрачает его мыслительные способности». Тем более эти слова применимо к Сибири. И в Европу не надо ходить: Сибирь долго «пьянила» и «помрачала» своего же брата, соотечественника, который во взглядах на нее нес ( и несет еще иной раз) такую ахинею и околесицу, что остается теперь пожалеть, что не нашлось никого, кто собрал бы их забавы ради в одну книгу. Однако ахинея эта не всегда оставалась безобидной и выражалась в указах, которые следовало выполнять.

«Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега». А. П. Чехов.

Сибири суждено было войти в плоть и кровь России – так оно и произошло. Ермак быстрым и острым клинком, как ножом, вонзился в ханскую Сибирь, лишил ее прежней власти, казаки-первопроходцы, наскоро пройдя Сибирь насквозь, простежив ее боевыми острогами, словно бы подшили ее к России… Но русской и оседлой Сибирь сделали не воины, не служивые, промысловые и торговые люди, а хлеборобы… Этот тихий и незаметный, как прежде говорили, угодный богу труд сделал решающее дело. В конце концов, Сибирь покорилась тому, кто ее накормил. Уже через сто лет после Ермака она стала обходиться собственным хлебом, а еще через сто лет – не знала, что с ним делать… он, крестьянин, и прирастили окончательно Сибирь к России, сохой завершив огромное по своему размаху и по своим последствиям предприятие, начатое Ермаком с помощью оружия. И надо признать: Сибирь досталась России легче, чем можно было предполагать. Досталась как великая удача, как небывалый, по слову сибиряка, фарт. У нас не принято ставить памятники отличившимся городам. А было бы справедливо где-нибудь на просторах Сибири, предположим, на той же Лене, где к середине ХVII века действовали самые деятельные «землесведыватели», высказать и подтвердить благодарную память сибиряков Великому Устюгу, городу теперь захиревшему, выпускающему водку и гармоники. А в то время Великий Устюг, когда-то бросавший вызов самому Великому Новгороду, еще гремел , и величие свое он подтвердил в именах Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Василия Пояркова, Владимира Атласова, Василия Бурга, Порфена Ходырева и многих, многих других, добывшим себе по сибирским рекам, морям и волокам мужественную славу. Все они из Великого Устюга. Это не только удивления достойно, но кажется невероятным: что за оказия!  Как их там, в колыбели мореходов и открывателей, наставляли, чем укрепляли дух и кость?! Тут бы для гордости в веках хватило одного Семена Дежнева, открывшего Берингов пролив… Кстати припомнить еще, что дважды в течении десятилетия ( в 1630 и 1637 годах ) Великий Устюг вместе с соседями – Тотьмой и Сольвычегодском – снаряжал в далекую Сибирь большие отряды девиц в «жинки» русским служивым людям.  Как не считать сибирякам этот город своим родным, как не поклонится ему издалека кровным поклоном! Да и всей

русской северной сторонушке, где Новгород, Вологда, Архангельск и Вятка, следует поклоняться: оттуда, вслед за казаками, пришли пашенные и мастеровые люди, оттуда началось первоначальное заселение Сибири. Русская Сибирь с них и началась, они и дали основание сибирскому характеру, о котором спорят до сих пор: чего в нем больше – человеческого или природного, благовоспитанного или стихийно приобретенного? Больше всего в нем, пожалуй, взятой в собственность личности. Личность – это множественность в единстве, увеличение и подчинение своих возможностей заглавной, всеопределяющей цели. Без цели личности не существует.

«Сибирская Русь! У нее есть много особенностей, как в природе, так и в людских нравах, обычаях, отчасти… в языке, что и образует ей свою коренную, немного суровую, но величавую физиономию». «Фрегат «Паллада» И. А. Гончаров

«Русскому народу, всем народам, которые с ним, даны дары необыкновенные. Сокровища азиатские доверены этим многим народам для дружного преуспевания»Н. Рерих

«Народ русский, потомок славян, привык жить славою и для славы»Ф. Н. Глинка

… Сибиряк с самого начала был замешан на личностных качествах. Сибирь заселяли люди отчаянные – те, у кого были причины искать пристанища в далекой, неуютной земле, кто надеялся жить здесь среди воли и справедливости, которых недоставало ему на прежней родине, кто во имя праведности обновленного коллективного закона сбивался в общины и расчинал деревни, не замусоренные Попервости пустолюдием, и кто, полагаясь только на себя, в одиночестве уходил в глухие углы. Во всех случаях это требовало недюжинного духа. Народная, стихийная вольница, осевшая и продолжавшая оседать в Сибири, была затем поддержана и частью облагорожена, а частью усугублена и подпорчена массовой ссылкой, так что, говоря о личности сибиряка, не обязательно иметь в виду лучшие ее выражения. Личность может быть и корявой. Для того чтобы она правильно развивалась, необходим был хоть мало-мальски сносный общественный климат, необходимо доверие к общественному устройству, которым Сибирь похвалиться не могла… Надежды, на обетованный край пришлось оставить, сибиряк поневоле удалился в себя и воздвиг там крепость, куда постороннему достучатся, было непросто… … Можно сказать, что во всех своих качествах, удачных и неудачных, плохих и хороших, сибиряк есть то, что могло произойти с человеком, за которым долго не поспевали ограничительные законы. … Как европеец в Америке превратился в тип янки, так и русский в Сибири видоизменился в тип сибиряка, имеющего отличия и в психическом складе, и даже в физическом облике. Простой мужик, устроившись на новом месте рядом с бурятом или тунгусом, сразу и без труда входили с ними в дружеские отношения, передавая ему свой опыт пахаря и мастерового и перенимая от него навыки охоты и рыбалке, в знании местных условий и природного календаря. Ничуть не страдая своей избранностью ( за русскими этого, кажется, и вовсе не водится), он стал родниться с аборигенами семейными узами и до того увлекся, что практика эта встревожила правительство и церковь. Еще в 1662 году московский патриарх Филарет взыскивал с сибирского архиепископа Киприана: «Ведомо нам учинилось и от воевод, и от приказных людей, которые, прежде всего бывали в Сибири, что в сибирских городах многие

но по своим скверным похотям; многие де русские люди… с татарскими и с остяцкими, и с вогулицкими погаными женами смешиваются и скверная деют, а иные живут с татарскими некрещеными и деют с ними противность…» Нет ничего удивительного, что чем дальше в глубь Сибири, тем больше смешанных браков и тем заметнее азиатчина в русских лицах. В Восточной Сибири, к примеру, едва ли не каждое третье или четвертое лицо – с раскосыми глазами и широкими скулами, что придает женской красоте новую очерченность и выразительную свежесть, отличающую ее от усталости и стертости красоты европейской. Сибиряк, получившийся от слияния славянской порывистости и стихийности с азиатской природностью и самоуглубленностью, быть может, как характер не выделился во что-то совершенно особенное, но приобрел такие заметные черты, приятные и неприятные, как острая наблюдательность, возбужденное чувство собственного достоинства, не принимающего ничего навязанного и чужого, необъяснимая смена настроений и способность уходить в себя, в какие-то свои неизвестные пределы, исступленность в работе, перемежающаяся провалами порочного безделья, а также хитроватость вмести с добротой, хитроватость столь явная, что никакой выгоды от нее быть не может… Не слишком склонный к абстрактным размышлениям, он тем не менее сосредоточен был на жизни шире, чем она включала его, и, оглядывая видимый мир, перебирая доступные памяти годы, склонен был судить себя родовым судом, позволявшим видеть дальше и помнить больше. В этом смысле положение русского сибиряка можно назвать выгодным: за его плечами не стояла тьма веков, он мог еще дотянуться до первопроходца, занесшего сюда его фамилию, и, находясь там же, что и тот, легко представить его начальные труды и мысли. Без самоуглубленности подобные мысли человеку недоступны.

«Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех народов, среди которых ему случается жить». М. Лермонтов

Соответствие сибиряка Сибири – вопрос отдельный, оно, похоже, еще только подготовлялось, человеческая природа неосознанно искала пути встать вровень со спокойным могуществом приютившей его страны, а у Сибири, надо полагать, не хватало времени, чтобы устроить на свой манер своего жителя, когда появилась новая сила – техника, стремительно возвысившая человека и тем самым невольно разрушившая их естественные связи.  К чему, спросите вы, этот экскурс в прошлое Сибири и сибиряка? Не к тому, чтобы показать, что мы, сибиряки, не лыком шиты, что нас голыми руками не возьмешь. И не к тому, чтобы сделать попытку доказать, что сибирская природа – нечто особенное, самое надежное и крепкое. Как бы ни хотелось обольститься подобным взглядом, он был бы неверен. Сибиряк нынче перестает существовать в своих прежних, устойчивых чертах, доживая отличия, словно донашивая старую одежду; все, что формировали природа, отдаленность, самообеспечение, даже некоторый консерватизм, - все это мало-помалу приобретает общее выражение и перерождается на один лад. Хорошо это или плохо – другое дело, но такова реальность, с которой, хочешь, не хочешь, приходится считаться. Сибирь перестала быть отдаленной неизвестной землей, сибиряк не без удовольствия натянул на себя все доспехи нынешнего века. И в городе, и в деревне он сильно изменился, теперешний сибиряк. Но он все еще сибиряк, и тем сильнее он тоскует о потерянных своих качествах (для примера можно сослаться на героев из книг и фильмов Василия Шукшина), чем больше они были необходимы ему для крепости и надежности в жизни.  но именно это и дает надежду, что за оставшееся в нем «нутро» он станет держаться со свойственным ему упорством и упрямством.

«Столько мы, русские, получили культурных ценностей от других народов именно потому, что сами давали им многое!»  Академик  Д. С. Лихачев

От богатств самородных, лежащих на поверхности и близ поверхности, до богатств, глубинных и производительных – все есть в Сибири, каждому веку она угождала, и в оценках ее, от первых слухов до последних, научно-экономических обоснований, постоянно видна превосходная степень… …Наше ощущение того или иного края имеет свою логику и не всегда подчиняется фактам. Чем бы ни стала Сибирь, во что бы она сегодня ни превратилась в глазах многих и многих, сведущих и не сведущих в ее делах, она продолжает оставаться спящим великаном, материком огромных неиспользованных возможностей, землей про запас. У России была Сибирь. Если об этом не писали и не говорили, открыто, это подразумевалось само собой. Сибирь стояла крепостью, в которой можно укрыться; кладовой, которую при нужде всегда можно раскрыть; силой, которую всегда можно призвать; твердью, которую можно подставить под любой удар, не боясь поражений; славой, которой предстоит прогреметь…  Присоединить Сибирь оказалось намного проще, чем освоить эти огромные пространства. Первая волна «освоения» после Ермака была самой хищнической: выбили песца и соболей, выбрали мамонтовую кость, кинулись за драгоценными металлами, наскоро беря то, что поближе лежит и полегче дается. Вели себя, словом, так, будто через самое короткое время край этот навсегда отойдет к врагу и необходимо до того выбрать оттуда все, чем можно воспользоваться. Затем опамятовались: огромная, больше любого материка, Сибирь становится, оказывается, не столь уж и большой, и бездонной, если из нее только черпать и черпать. Вообще надо сказать, что в освоении Сибири периоды отрезвления и попыток хоть как-то изучить, облагородить и прихорошить ее постоянно сменялись новыми приступами опьянения и лихорадочного выбирания после новых открытий. Будучи давно родной землей, землей своей, она, тем не менее продолжала оставаться землей как бы приданной, взятой внаем – чтобы обеспечить первоочередные прихоти и нужды. Сибирь – стало быть, дающая, а еще больше могущая дать, но дающая, такая-сякая, нелегко, требующая жертв и усилий. Одно слово – Сибирь: богатая бедность, широкая узость, ликующая неприютность; край то ли весь из прошлого, то ли из будущего, но не из настоящего…

… Пожалуй, именно так: охочий человек, скороспел и скоросмел, самый вредный для Сибири тип, верный ее обирала, выдающий себя за благодетеля, изыскателя и преобразователя; не сибиряк, но работник, сделавший и продолжающий делать немало доброго и полезного для Сибири, созидатель по натуре, в труде не знающий разницы, свой или сторонний это край; и местный житель, коренной или пускающий корни сибиряк, связавший себя с Сибирью всем строем существования не на одно поколение, - пожалуй, в этом разделении не на своего и чужого, а на способствующего и не способствующего ее благу, справедливости больше. И обращаясь к подобному разделению и оговаривать его приходится не без боли, по той простой причине, что Сибирь как огромное и мощное хозяйство еще не устоялась и не выправилась, чему, в конце концов ей быть, на далее еще не прояснилось, но, разведя большие пары, нуждаясь в рабочей силе, она невольно привлекает и немало случайного, приискательского люда, рассчитывающего, как и сто, и двести лет назад, на приискание скорой и легкой удачи и смотрящего на Сибирь, словно на злонамеренную обманщицу, если возможная удача почему-либо не дается. Как бы ни приятно смотреть на Сибирь, невозможно, однако, не замечать, что из края устойчивого, ожидающего нас впереди будущего, она все больше и больше превращается в край настоящего. и слышно порой, как, доставая богатство, скребет о дно. Сибирь остановилась сейчас на том неизбежном перевесе, когда взятое медленно, но верно начинает клонить в свою сторону. И будь у Сибири свой голос, которым она могла бы высказать собственное отношение к своей судьбе, она бы сказала: «… Не надо меня больше покорять, я давно покорена и принадлежу вам, не надо по старинке смотреть на меня как на не пригодную для жизни страну, а пора принять меня как Родину, без коей вся остальная родина не существует, и как к родине относится ко мне с любовью и заботой. С чем и приходите ко мне». В каждом развитом духовно человеке повторяются и живут очертания его Родины. Мы невольно несем в себе и древность Киева, и величие Новгорода, и боль Рязани, и святость Оптиной пустыни, и бессмертие Ясной Поляны и Старой Руссы. В нас купиной неопалимой мерцают даты  наших побед и потерь. И в этом смысле мы давно ощущаем в себе Сибирь как реальность

будущего, как надежную и близкую ступень предстоящего возвышения. Чем станет это возвышение, мы представляем смутно, но грезится нам сквозь контуры случайных картин, что это будет нечто иное и новое, когда человек оставит ненужные и вредные для своего существования труды и, наученный горьким опытом недалеких времен, возьмется, наконец, не на словах, а на деле радеть о счастливо доставшейся ему земле. Это и будет исполнение Сибири.

Это край вечных льдов, всегда находящихся в движении… Это не Великое Безмолвие, не Мир Молчания. Это странный, фантастический, чарующий мир, как бы другая планета… Немногие люди могут похвастаться, что знают его, а тех, кто его понимает, еще меньше… И все же в этом «белом аду» живут люди, и звери. Уже тысячу лет они населяют его в полной гармонии со средой, которая кажется нам противоестественной. Поль-Эмиль Виктор.Французский полярный исследователь

«…Каждому народу достается наследство от предыдущих поколений, сделанное их руками, созданное их гениями и их талантами… уходило и терялось многое – время не щадило человека и его творения, но то, что сохранилось, что дошло до нас, открывает нам неповторимый, дивный облик народа – творца, очищенный от всего случайного, наносного, способного исказить истинный смысл всего созданного им». М. Н. Мерцалова

Послесловие

«…Дай веру мне в золотые времена…» М. Волошин Сибирь изначально была страной мифов, легенд и загадочной таинственности. В Сибирь уходили отчаянные, отважные, сильные, вольнолюбивые за лучшей долей, за свободой и волей. В Сибирь ссылали самых неудобных, непослушных… «Российское могущество прирастать будет Сибирью…» - так пророчил великий русский ученый Михайло Ломоносов триста лет назад. ХХI век потребовал к этому пророчеству добавить – «Сибиряками будет прирастать Российское могущество» Россия – это орел о двух крыльях. Европейское крыло – 5,1 мил. кв. км., Азиатское крыло – 12,7 мил. кв. км. Начало ХХ века. В глобальных переменах от Российской Империи новое советское государство получило экологически чистое пространство: земли, леса, реки, озера; здоровое духовно и нравственно, патриотическое население. «В буднях великих строек» за исторически короткий срок ее великие пространства (леса, реки, озера…) были поставлены на грань экологической катастрофы. Литературные материалы, представленные читателю, можно рассматривать как дискуссионный клуб, где авторы последних двух столетий излагают свое видение процессов развития Сибири. За последние 430 лет Сибирь и сибиряки, перед лицом истории Российского государства, заслужили признание своего великого планетарного подвига, аналогов которому нет на планете последнюю тысячу лет.

Зверева Римма Петровна – профессор Международной славянской академии, зав. Отделом «Традиционные культуры народов Сибири», автор девиза и научно-практических программ.

Список  литературы:

В. Распутин, из статей: Сибирь без романтики. – Сибирь, № 5, 1983. Иркутск. Восточно-Сибирское книжное издательство. Моя и твоя Сибирь. – Восточно-Сибирская, правда, 3 января, 1984.

Век Лаврентьева. – Новосибирск: Издательство СО РАН, филиал В26 «Гео», 2000. – 456 ст.

Гончаров И.А. ФРЕГАТ «ПАЛЛАДА». Издательство «Наука», 1986. Ленинградское отделение. 847 ст.

Мы – дети твои! Сборник. ( Сост. В.С. Новопашин ). М94 Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1984. –  400 с., ил.

Окладников А.П. Открытие Сибири. – 3-е доп. Изд. – Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1982. – 208 с. ил. – 12.

Романов В.П. Страна снегов: Избранное, стихи. – Новосибирск: Издательский Дом «Сибирская горница». – 2007. – 304 с.

Соколова Зоя. На просторах Сибири. – М. Издательство «Русский язык», 1986, с изменениями. – 239 с., ил.

Ципоруха М.И. Покорение Сибири. От Ермака до Беринга. – М.: Вече, 2004. – 400 с. ( «Тайны Земли Русской» ).