Библиотека | Дневники

Путешествие в Горный Алтай в октябре 1996 года

стр 1 2 3
27 октября, воскресенье
Сегодня с утра в доме суета. Вымыт пол, стол на кухне сдвинут в середину комнаты. Моё «угощение» выставляется в центр стола. Нарезаны четвертинками апельсины, хурма, груши, батоны с изюмом, земляничное и черничное варенье Серёжиной тёщи. На стол ставятся молоко, колбаса из свиных голов, салат из моркови со сметаной.
Я на улице встречаю гостей и фотографирую семьями у порога дома. Стараюсь, чтобы в кадр вошли горы по левую сторону Уймонской долины с Кастахтой у подножия Теректинского хребта. День солнечный, погожий. Мороз немножко отпустил. Чистые свежие снега ослепительно сверкают на солнце. Небо над головой глубокой синевы, солома на огородах желта, черны силуэты всадников на чёрных вороных конях – в деревне оживление, вчера давали пенсию. В избе снимаются одёжки зимние, и я ахаю. Девчушки в капроновых платьях с кружевами. Не беда, что под капроном шерстяные рейтузы, байковые штаны с начёсом и шерстяные носки до колен, валенки. Все принаряжены и держатся в напряжении.
Поняла, что мне придётся забыть о природе. Выстраиваются передо мной семьями. Снимаю всех вместе с дедами, сыновьями, внуками, с женщинами с младенцами на коленях и отдельно детей и младенцев. Собралось четыре поколения. Я боюсь, что вдруг не получится, подведу ожидания. Плёнки цветные так часто портят при проявке. Сейчас, хорошо ещё, появились в городе и Академгородке специализированные ателье фирмы «Кодак». Народ настроен на съёмку, как на серьёзную работу. Будут ждать фотографий. Мне позировали так охотно, и так слёзно просили «щёлкнуть» ещё только один разочек», что я не смела отказаться.
Потом посидели за столом, напились чаю. Расспрашивали меня о Рерихах, их здесь зовут «Рёрихи». Я рассказала, что об их деде Вахромее написано в их книге. Вспоминали общими усилиями, кто, из родни Атамановых, где, живёт. Я стала записывать, они переполошились. Объяснила, что пишу, чтобы не забыть, голова, дескать, у меня дырявая. Но записывать не разрешили. Они не знают, что я автоматически запоминаю всё, что меня интересует. Под большой тайной рассказали о судьбе каждого. Эти люди умеют хранить секреты рода. Им уже нечего бояться, но «бережённого Бог бережёт».
Лёгок на помин, в гости заехал из Горбуново, соседней деревни, родственник Максим Атаманов, очень здоровый и крепкий бугай. Он «зубной фельдшер», стоматолог. За столом подтрунивали над ним, когда на свадьбу позовёт. После его ухода рассказывают, что он влюбился беспамятно в учительницу из Верх-Уймона. Она старше его на двадцать лет, у неё есть ребёнок. Это родным не нравится, но он её не бросает. Вот и тянут со свадьбой. Отец Капитолины - сын Вахромея Атаманова Иван. У него две дочери остались в Уймонской долине: Капитолина - в Октябрьском и Ирина - в Тюнгуре. Был репрессирован. Когда вернулся из лагерей, поселился отдельно, чтобы не навлекать на детей несчастий и бед от властей. Первым мужем Капитолины был партиец-двадцатипятитысячник из Москвы Алексей. После его смерти она вышла с разрешения общины второй раз замуж за Сергея Михайловича. Брак этот вымаливался прочтением молитвы более шести тысяч раз, молитвенным бдением.
В эту поездку много разговариваем. Света нет до 20.00, а темнеет рано.
Сегодня целый вечер рассказывали о Коксинской блазни. Есть, оказывается здесь район, в котором случаются с ними, со всеми присутствующими, с их родителями, дедами и прадедами на протяжении многих лет, «сколько себя помнят», мистические вещи – «блазни».
- Нечистая сила там так действует, что и крест не помогает, - убеждённо говорят наперебой.
Место это находится по дороге на Берёзовку, Огнёвку. На приторе – месте, где река подмывает берег, есть расщелина, вход в пещеру. Там многие видели седого мужчину, не по-нынешнему одетого. Зовут его здесь «Хозяин». Заметили, что, вроде бы, когда он появляется, что-нибудь случается, большое событие. Было предупреждение от него, что грядёт большая война перед Первой и Второй мировыми войнами. Слышны в расщелине голоса, но людей не видно. Если скотина туда зайдёт, или хотя бы в окрестный лес, то ищущий её обязательно проплутает там долгое время, хотя вот она река, внизу, а сзади горы.
Капа раз брала черёмуху. Хотелось ей добрать ведро. Она и не заметила, как зашла в это место. Увидела черёмуху над водой, всю ягодой унизанную. Залезла на неё, набрала, сколько надо, и стала оглядываться, как спускаться. Глянула вниз, а в Катуни женщина сидит и волосы подбирает. Волосы длинные, та их расчёсывает, и получается у неё пять подборов, то есть пять перехватываний косы.
- Чья же такая, думаю, - рассказывает Капа, - у меня самой длинные косы, в три подбора, а эту я не знаю. Чудная какая-то! И тут та глянула наверх и увидела меня. Я в миг замёрзла от страха. Ведро моё, с ягодой, в Катунь упало, и уплыла ягода-то. Я второй раз посмотреть не смела, онемела вся. Только молитва у меня в душе от нечистой силы. Отпустило меня. Глянула когда снова, там уже никого не было. Такого страха тогда натерпелась, окаменела, а ведь я не боюсь ни зверей, ни людей.
Это правда. Капа управляется со стадом полудиких бычков в пятьсот голов на белках. В российских деревнях и одного бычка боятся. Все вспоминают, как им старшие наказывали стороной обходить это место, которое блазнит.
Выслушала множество историй о подземных ходах, по которым ходят люди из пещер. Говорят, что до тридцатых годов этого века люди пользовались этими дорогами, которые, возможно, оставила чудь. Позже пользоваться ими стало опасно. В 1925 году в долине побывала экспедиция НКВД во главе с Барченко. Она искала потомков древней православной веры, ведущих своё начало от двенадцати волхвов, принявших христианство от апостола Андрея Первозванного. После неё и стали рушить подземные дороги.

28 октября, понедельник
Утром Сергей Михайлович запрягает сани и приглашает меня прокатиться, чтобы я поснимала Катунь. Меня утепляют по максимуму, даже шаль поверх шляпки заставили повязать. Едем по над берегом, потом сворачиваем, объезжая распадок. Ветер у реки студеный, очень холодно сегодня. Понимаю, что ничего не смогу снять, угроблю камеру. Но Сергей Михайлович невозмутимо стоит на санях на запятках, лихо управляя вожжами. Тесно прижимаемся к скалам, я опасаюсь, что не хватит места для саней и коня на узкой полочке. Внезапно останавливаемся. Дед высаживает меня в снег. Бредём к скале, в которой вдруг оказалась расщелина. Заводит меня в неё, а там проход в пещеру.
- Вот, Алексеевна, хотел тебе показать. Ты пещерой интересовалась. Погоди, постой тут. Голова у тебя не болит?
- Нет, Сергей Михайлович. Очень даже хорошо мне здесь. Ещё было бы потеплее. Можно пройти дальше?
- Обожди, Алексеевна. В гости без разрешения не ходят.
- Спасибо за доверие, Сергей Михайлович.
- Здравствуйте! Не оборачивайтесь. Пройдите вперёд.
Возвращаемся, не помню как. Мне тепло. В глазах стоит картина: древние книги лежат на деревянных столах.
Уговаривая Капитолину Ивановну ехать со мной в Новосибирск, чтобы показать глаз в Центре микрохирургии глаза. Ей собрали хрусталик из кусочков. Говорит, что ей кажется, что сбоку она видит свет. Может быть, вернули бы ей зрение. Сегодня они уехали с дочерью Аней на лошадях в Усть-Коксу искать деньги на поездку под сдачу своей скотины на мясо. Пока, к сожалению, мясо не принимают – нет денег на оплату сдаваемого населением скота. К тому же, нет электроэнергии, поэтому не работает построенный новозеландцами новый мясокомбинат. Возвращаются они из райцентра к 15.00.
История потери глаза примечательна. Помогала вытягивать гвоздь из доски. Хозяйство ведётся бережливо, и гвозди используются на несколько раз. Дед вытаскивал, а она наклонилась, чтобы помочь, гвоздь выскочил и пробил ей хрусталик. Повезли в больницу. Вызвали вертолёт, и он прилетел, опустился на поле возле дома. Но разве можно «грязной» в город?! Затопили баню, искупали Капу. Вертолётчик ждать не стал, пока будут соблюдены все санитарно-гигиенические процедуры по-деревенски. И пришлось Капе ехать в Горно-Алтайск на попутке шестьсот километров горной дороги. Хрусталик успел вытечь, и помочь ей сохранить зрение было уже невозможно. Таковы здесь нравы. Надо сказать, что семейство заметно выделяется. Трудолюбивы все, по-своему прогрессивны: дети вышли замуж за чужих, не из долины. Правда, счастье обошло женщин, дочерей Капитолины, стороной.
Дочь Капитолины Ивановны Галина вышла замуж за шабашника из Азербайджана, жила с ним на Кавказе, в Карабахе. Во время конфликта лишились дома и сбережений. Добрались до Алтая. Муж не выдержал суровых условий Сибири и уехал обратно. Они ничего о нём не знали с 1991 года. Галя подала документы в суд Азербайджана. Его разыскали в Баку, но алименты она не может получить из-за разницы в валютах, в деревне нет внешнего банка. Галя сошлась с омоновцем, поляком по национальности. Собирались пожениться, как только она получит развод. Она забеременела и родила ему в июне дочку Регину, которой сейчас пять месяцев. А отец разбился через неделю после её рождения на мотоцикле. Одной с двумя детьми безработной тяжело. Советую ей добиться пенсии для малышки. Родители её мужчины не возражают, Регина - живая память о погибшем сыне. Дед с Капой отдали ей дом сына Бориса, который купил себе новый дом ещё одной дочери, Марины. Та с мужем и детьми уехала жить в мараловодческое хозяйство, в котором нашлась работа для него и неё. С сыном Галины я ходила сегодня по берегу Катуни и показывала ему камешки. Ему дали в Азербайджане имя Руслан, здесь в долине зовут его Ерусланкой. Очень красивый мальчик, любознательный. Рассказывала ему о геологах, о факультете университетском. Хотелось, чтобы у него зародилась мечта, и не угасло желание учиться.
Старший сын Виктор женат на Лидии, нерасторопной, но красивой женщине. Её за несобранность зовёт Капитолина чувырлой. Я спросила, что это слово означает. Капитолина ответила просто:
- Головы у неё на хозяйство нет. А сын добрый, ему всё хорошо.
Мне нравятся и Виктор, и Лида. У них растут две девочки, Оксана и Маша. Виктор хорошо знает травы. Мы с ним с удовольствием беседуем о них. Спрашивала его о травах, в применении которых сомневалась, и о тех, которые не знаю, как выглядят, но знаю, как применить. Виктор уверяет, что воробьиное семя растёт у него на огороде. Капитолина, сама известная в долине травница, утверждает, что во всей долине есть только одно место, где оно растёт. Трава берётся в момент, когда нет тени, то есть в полдень. Все травы берутся «крестом», тремя пальцами. Николина борода – красный корень, я его фотографировала у Белухи, на Ак-Кеме, у ледника, лечит последствия абортов, то есть трава кармическая. Маточник же лечит женские воспалительные болезни. Интерес мой к травам не проходит с 1968 года, когда в первый свой год жизни в Сибири попала впервые на Алтай, познакомилась по необходимости с травниками-целителями.
Сын Борис женился на красавице Наташе из Октябрьского же, у него растёт сын Никита, родившийся в августе этого года. Борис строитель, рыбак и охотник.
Младшая дочь Аня окончила ветеринарный техникум. Сейчас тоже без работы. Может делать всю мужскую и женскую работу, я ею искренне восхищаюсь. Есть у неё жених в соседней деревне, но он из пьющей семьи, и она тоже тянет со свадьбой.
Старшая дочь Люба замужем за казаком с Северного Кавказа, живёт в Ходыженске. У неё тоже, как и у матери, шестеро детей. Младшему всего несколько месяцев от роду, а старшая внучка Танюшка живёт сейчас в Октябрьском. У неё какие-то постоянные житейские приключения. В пятнадцать лет её выпроводили от бабушки за то, что связалась с местным наркоманом. В семнадцать лет её отдали замуж за наркоторговца и наркомана в Ходыженске, от которого она сбежала спустя два года с семнадцатилетним мальчишкой, не окончившим даже школы, без специальности, обвиняемом в убийстве, незаконной торговлей поддельным спиртным и наркотиками. Приехала в феврале с ним сюда и попросила убежища у бабушки. Здесь 12 августа родила ему сына Ваню. Жить в деревне им не хочется, мальчишка не умеет делать деревенскую работу. Но и вернуться боятся, так как в бегах. Он панически боится милиции. Попадал уже в руки милиционеров, и был жестоко покалечен. Похоже, он тоже наркоман. Танюшка рассказывает, что у них на Кавказе все употребляют наркотики. Я её рассказ останавливаю: употребляют все в её среде, а нормальным людям они не нужны.
Похоже, девчонка пропадёт. Она красивая, даже слишком, тонкая, смуглая, черноглазая. Шьёт себе экзотические одёжки, совершенно негодные для сибирской зимы, но типичные для кубанских южанок. Здесь, в деревне, зарабатывает себе на жизнь шитьём, получая за работу оплату продуктами. Она была гордостью деда. Очень любила коней. Слывёт в долине лучшей наездницей. Из-за этого попадала в передряги, из которых её дед вытаскивал. Однажды в деревню приехал и загулял с друзьями на три дня алтаец. Забыл про своих коней, которые на привязи на солнцепёке погибали от перегрева и жажды. Танюшка не выдержала, угнала коней в степь, на Катунь. Выпоила их, пасла. Алтаец протрезвел, а коней нет. Танюшку вычислили. Казачий круг постановил её за конокрадство публично выпороть. Дед сказал, что пусть секут его, а её он в обиду не даст.
Сегодня весь вечер оба тряслись от страха: в деревне милиция. Мальчишка считает, что приехали за ним. Они рискнули прописаться, чтобы получить хотя бы пособие на ребёнка, иначе совсем без денег не прожить. Но прописывать их не стали. Парень прятался в овине, замёрз. Уговариваю его не бегать, а определиться в судьбе. Говорит, что точно не убивал, а труп ему подсунули под киоск, в котором он с Танюшкой работал. Они хотели, в свою очередь, подсунуть труп кому-нибудь другому, но их увидели. В августе парнишке исполнилось восемнадцать лет. Идёт призыв в армию. Ему бы там укрыться, но Танюшка не хочет, чтобы он в армию шёл. Сказала ему, что ждать не будет. Танька, конечно, уже законченная аферистка в свои двадцать лет, а мальчишка ещё сосунок, к тому же глуп и неграмотен. Зачем судьба их свела? Ужасно смотреть на эту пару.
Ходила к ним в гости. К зиме не готовы: у дома, который снимают, нет завалинки, ветер свищет по подполью. Нет дров для отопления, нет скота, вместо стёкол в рамах полиэтилен от пакетов упаковочных, проклеенных синей изолентой. Он сидит у Капы за печкой и трясётся от страха. Не выдержала, оделись с Капой, и пошли смотреть, как милиция ходит по домам. Очень морозно сегодня. Луна всё ещё огромная, вокруг неё гало. От неё светлее, чем днём. Действительно, стоит милицейская машина у их дома, но в доме напротив умерла бабка, у которой зять милиционер. Капитолина ругается. Завтра утром мне уезжать, но меня ещё не собрали. Собирается поймать и сварить петушка. Я сопротивляюсь, мне ничего не нужно.
Идём домой с хорошей вестью. Долго сидим без света. От пламени жировика тени бегают по стенам. Топится печь, варится в чугуне петух, подоены в темноте обе коровы, накормлен весь скот. Я собираю наказы, кому и что сделать в городе.
Вечером опять был чудесный закат, как на картинах Николая Рериха. Не могу фотографировать, плёнки нет. Ждала эффектного заката всю неделю, но тот, первый, с розовыми и синими горами, лимонным небом, не повторился. Видимо, и для здешних краёв был редкостью, уникальным. Сегодня небо над Верх-Уймоном было лимонно–жёлтым, горы – голубыми. Не синими, а именно нежно голубыми. И всю неделю ночами царствовала Луна. Увы, опять не смогла снять, уже плёнки кончились. Заказывала в райцентр, в Усть-Коксу, но Капа с Аней зашли в фотоателье, в котором им сказали, что таких плёнок у них никогда не было. Само ателье тоже появилось недавно, прежде жители фотографироваться даже для документов ездили в Горно-Алтайск. Сержусь на саму себя, что мало взяла фотоплёнок. Как обычно, не хватило денег и времени. Не ожидала, что будет множество потрясающих сюжетов для съёмки в зимнее время. Надо приехать сюда ещё раз зимой специально для съёмки, и ни на что не отвлекаться.
Капитолина рассказывает, что год назад передавала мне в Новосибирск с оказией барана и просила прислать семена. Говорю ей, что не получала ничего. Она, оказывается, обижалась на меня целый год! Но в этот приезд Серёжа сказал ей, что оставил барана себе. Поросёнок Серёжа, даже не сказал мне ничего. Бог с ним, с бараном, но семена-то выслала, если бы знала о просьбе, и без барана. Она меня утешает, что люди разные бывают.
29 октября, вторник.
Утром зверский мороз за тридцать градусов. Везла меня из деревни к дороге в кошеве Аня. Хребты Катунские утопали, каждый в отдельности, в туманной дымке, как на старых китайских пейзажах. Солнце ещё не взошло, но небо было чистое, звёздное, светлое, каким бывает только перед рассветом. На дороге, увидев автобус, выпуталась из тёплой шали и мехового полога. Мою вязаную шляпку и шёлковую куртку прохватило ветром мгновенно. В автобусе тоже было морозно, только ветра не было. Я замёрзла сразу.
Дорога обошлась мне дорого. На трассе остановили автобус из Тюнгура. Как с пенсионера с меня взяли за проезд 34000 рублей (билет Тюнгур – Горный стоит 82000 рублей). Очень долго стояли в Коксе. Не было электричества, и бензозаправки не работали. Шофёр билеты на руки не выдал. Возле Усть-Семы ловили нас контролёры. Уже стемнело и водитель ломанулся с трассы в какой-то переулок, он оказался тупиком. Тут-то нас и поймали. Водитель в темноте бросил в салон пачку билетов и сказал:
- Возьмите, у кого билетов на руках нет. Вы сели в Онгудае!
А мы через Онгудай и не ехали. Меня контролёр спрашивает:
- Сколько стоит Ваш билет?!
- Провожал муж, он и купил билет, - нашлась я.
Безбилетников оказалось больше половины, но шофёра не выдали. Всем хотелось быстрее попасть в Горно-Алтайск. Мы очень сильно запаздывали, и многие боялись опоздать на последний автобус в Бийск. Действительно, когда автобус остановился у автовокзала, со стоянки собрался уходить – ура! - коммерческий автобус прямо до Новосибирска. За 100000 рублей он возит раз в неделю коммерсантов на барахолку в наш город.

30 октября, среда
В два часа ночи меня по моей просьбе высадили на развилке Бердского шоссе и улицы Русской. Мне предстояло пройти по морозцу с тяжёлой сумкой до дома три остановки. Признаться, я уже так замёрзла, что не была уверена, что дойду. Перешла шоссе к АЗС, намереваясь идти по тропе от кафе «У Гарика», но тут меня окликнули из «Жигулей». Я боялась садиться к незнакомому человеку и сказала, что не могу рассчитаться за машину, надеясь, что водитель отстанет. Но мужчина, видя мои опасения, сказал:
- Не бойтесь. Видел, как Вы вышли из междугороднего автобуса. Я еду из Черепаново на Левый берег и подвезу просто так.
Я рискнула, села в машину, и меня подвезли прямо к углу моего дома. Поспала немного, а потом начала бегать по магазинам и учреждениям, выполняя, пока есть энтузиазм, и помню, заказы. Напечатала в «Городке» фотографии в своём присутствии. Всё у меня получилось, слава Богу. Зимой в мороз очень тяжело снимать. Побегала по «Сэконд-хэндам», выудила недорогие комбинзончики для малышей и прочее детское, сложила и отправила две больших посылки.
Всё, с поездками на Алтай в этом, 1996 году, покончено. Буду ждать весны. Но ещё долгое время в глазах стоял удивительный закат с розовыми горами и старинные книги на тяжёлых деревянных столах, будоража душу и вызывая мечтания о будущих поездках в удивительнейший горный край.