Спелеологический клуб "Сибирь" | В погоне за приведениями

1, 2, 3, 4

Тайна горы Кашкулак.

«И в древности, а порой и ныне, посетитель пещеры получает информацию о явлениях, которые не исчерпываются видимостью и не могут быть полностью объяснены в терминах “здравого рассудка”. Из-за этих, принадлежащих “сумеречной зоне”, явлений сквозит другая реальность, и мы можем прозреть в них другие смыслы, представляющие изнанку нашего мира».

В.Г.Иванченко.

Поезд в Шира прибыл глубокой ночью. Перетаскиваем рюкзаки в здание вокзала. По пути отказываемся от услуг таксистов, предлагающих за цену, в два-три раза превышающую стоимость приезда из Новосибирска, подбросить на те тридцать километров, что остались на пути к пещерам горы Кашкулак.

Устраиваемся поудобнее в ожидании рассвета, когда в сторону рудника Коммунар отправится рейсовый автобус. Постепенно в вокзал подтягиваются и таксисты. Найти пассажиров – задача почти нереальная, и ожидание ночных поездов для них скорее ритуал и клуб общения, нежели работа.

Закрывается билетная касса, заперев дежурную часть, покидает вокзал милиционер. Кроме нас и трех шоферов никого не остается.

Не зря говорят: «хуже всего ждать и догонять». Скучно и нам, и ожидающим следующий поезд «извозчикам». И сам собой завязывается разговор.

– На Сыю?

– Нет, в этот раз в Кашкулак.

– И Черного Шамана не боитесь?

Делаю вид, что местные легенды мне неизвестны, и прошу пояснить, что имеется ввиду.

– Пещера-то ваша – проклятая. В газетах недавно писали – группа туристов из Новосибирска пропала в ней. Так никого и не нашли. Ученые потом из вашего Академгородка приезжали. Самый главный ихний и видел Черного Шамана.

– Правда?

– Врать в газетах не будут. А что пещере нечистая сила – это и так все знают. С курорта туда даже экскурсии водят.

Вот так, на ширинском вокзале, произошла встреча с легендой, у истоков которой мне довелось находиться двадцать лет назад. Но, если честно, то нечто не совсем обычное в пещере Кашкулакская есть.

Что? – Это уж совсем иной вопрос. Что-то, чему нынешняя наука объяснение дать не может. Так ведь и гром когда-то считали гласом божьим.

Кашкулакская…

Пещера, с которой связано больше двадцати лет жизни.

Судьба путешественника привела меня в отроги Кузнецкого Алатау в те давние, теперь почти былинные времена, когда автобус на Коммунар отправлялся из Шира четыре раза в день, а в селе Малая Сыя, напротив автобусной остановки, стояло здание клуба, где по выходным крутили кино. В деревенском магазине свободно продавался очень вкусный хлеб, а полки ломились от всевозможных тушенок-сгущенок.

Так получилось, что в деревушку на слиянии Малой Сыи с Июсом впервые наша компания, состоящая из трех человек, попала, плывя на байдарке от Беренжака. В далеком августе 1979 года мы завершали полуторамесячный вояж по пещерам Красноярского края.

Собственно в деревню мы планировали завернуть на часок-другой, подкупить продукты и плыть к карстовым подземельям, которые, судя по всем прочитанным книжкам, располагались рядом с Ефремкино, следующим селом на нашем пути. Получилось иначе.

–Похоже, кошка мяукает, – говорит Игорь. – Тише!

И вправду, откуда-то с левого берега доносится еле различимое за плеском воды мяуканье.

– Скорее котенок.

Подгребаем к берегу и сидим, не работая веслами, доверив байдарку струе. Мяуканье все явственнее доносится из-за тальника, с места, где к берегу Июса почти вплотную подходит дорога, проложенная к верховьям ручья Изыхчул. Даже без нашей помощи байдарка набирает скорость. В метре от борта несутся окатанные водой валуны.

–Вот она! – кричит Игорь. – Причаливай.

Сильным гребком разворачиваю лодку поперек течения и утыкаю обтянутый резиной форштевень в нагромождение булыжников. Вода разворачивает байдарку, норовит кормой вперед утащить ее от бегущего по камням котенка. Игорь протягивает полосатой зверушке весло, и кошачий ребенок в два прыжка оказывается у него на коленях. Довольное урчание отлично слышится и у меня, на кормовом сидении.

Метрах в двухстах находим улово и зачаливаемся. Время обеденное: устроим привал, заодно и поищем хозяев нашего пассажира.

Олежка разводит костер. Сегодняшний обед не отличается от завтрака, да и от прочих трапез предыдущей недели. Варим картошку в мундире.

–Не вздумай снова вылить мой бульон! – предупреждает Олег, будущий скульптор, а пока студент худграфа Новосибирского пединститута, ненавязчиво намекая, что вода, в которой варится картофель, не должна пропасть.

Котенок из байдарки не вылезает. Устроившись на рюкзаке, он дремлет, не прекращая мурлыканья. Видать, намаялся в одиночестве и побаивается даже ступить на опостылевший берег.

Игорь бесцеремонно берет гостя за шкирку. Даже в таком положении мурлыканье не прекращается.

–Пошли жрать.

Остужаем разломленную картофелину. Оказывается, голодные кошки картошку едят. Едят с жадностью.

–Ешь, ешь, – довольно-таки мрачно замечает Олег. – Вечером в Сые обменяю тебя на хлеб.

–А если не дадут?

–Если не дадут, вечером будем есть тушеную кошатину.

Беру котенка на руки.

– Надейся, кот, на доброту людскую.

Деревня появилась неожиданно, вся сразу. Вроде только что промелькнули над головой пересекающие реку тросы водомерного поста. Вспенилась вода на маленьком перекате, и взору открылись покрытые дранкой домики. Причаливаем у бровки припойменного луга и идем в деревню. Магазин искать не пришлось, по сути дела улица-то в деревне одна единственная.

Олег становится на крыльце, держа в руках котенка, и предлагает его первой же входящей в магазин пожилой женщине:

–Купите кота за буханку хлеба, а то я его съем, – он весьма натурально делает вид, что откусит зверенышу голову. Бабка испугано шарахается за дверь магазина.

Один покупатель, другой, третий – никого-то наш кот не прельщает.

–Какой у вас котенок славный, – говорит девушка, выносящая из магазина полную сетку хлеба.

Слово за слово, и мы узнаем, что она так же, как и мы, из Новосибирска, учится в пединституте, а здесь работает поваром у новосибирских же археологов. Очень ненавязчиво Олег напрашивается на обед, и вслед за новой знакомой мы переходим улицу к длинному бревенчатому зданию школы. Внутри ограды стоит несколько больших и маленьких палаток, под навесом дымит сложенная из кирпичей печь.

Нас угощают обедом, и узнав, что мы приехали в пещеры, сообщают, что в селе действует стационар Томского университета, постоянно наблюдающий за ледником одного из подземелий. Так получается, что после обеда у археологов мы попадаем к обеденному столу гляциологов, а точнее - спелеологов.

Вечером удалось взять в руки документ, о котором ранее приходилось лишь слышать – старый геологический отчет карстового отряда о результатах поиска и исследования пещер Хакасии.

На одной из его страниц я впервые встретил детальное описание пещеры Кашкулакская, и, что особенно ценно, подробный рассказ о ее местонахождении.

Да-да! О расположении пещеры, куда ныне экскурсии возят, в конце прошлого века было почти неизвестно.

На следующий день отправляющиеся в район Фыркала археологи соглашаются подбросить нашу компанию до села Малый Топаново – отправную точку пути к Кашкулаку. На деле нас подвезли гораздо ближе – в самые верховья Известкового лога. Трудно поверить, но тогда к пещере не то что дороги, даже тропинки не было. Вход приходилось искать. И не раз бывали случаи, что группы спелеологов, проплутав по заросшим склонам несколько часов, возвращались «не солоно хлебавши».

Нам повезло. Пещеру мы нашли быстро и с одним комплектом снаряжения на троих приступили к спуску. Вниз ушли «коромыслом» весело и споро. Несколько часов лазания по укромным закуткам нижних гротов, и наверх.

И растянулись минуты в часы. Поднялся один, снял подвесную систему и самохваты, спустил вниз. Второй одел все это на себя, пошел вверх, снял, спустил вниз. Вот и еще час прошел…

Первым из грота Обвальный поднялся Игорь. Отправил снарягу вниз и через узкую щель выполз в грот Энтузиастов – огромный зал, в потолок которого уходит веревка. Тридцать метров чистого отвеса.

Там, наверху, под каменными сводами, в незапамятные времена горел костер. Вероятно, в жертву пещере приносились и животные, и люди – огромное количество костей лежит под колодцем на дне грота. Навсегда останется тайной смысл совершаемых в древности обрядов. Возрождаемый бывшими комсомольцами шаманизм - всего лишь внешнее подражание, лишенное внутреннего смысла, а мнения археологов - лишь научные гипотезы.

Отрывки сведений о верованиях и обычаях жителей древней Сибири, долетевшие до нас сквозь века, сообщают о великой значимости пещер, как связующего элемента между средним, человеческим, и нижним миром.

«Символ пещеры многозначен. Он означает жесткие тиски реальности - тесноту пространства, тягучесть времени и вместе с тем - аскетизм, суровую скудость чистых стихий: воды, земли, камня. Пещера может быть вместилищем зла, притоном злодеев и одновременно - убежищем духа, кельей отшельника. Пещера символизирует возврат назад - в глубь времен, в материнское лоно, это о ней говорил Новалис: “Куда идем мы? Все туда же - домой..” Но главное: пещера - это символ иномирности, включенной в нашу обыденность. Это знак перехода, предельности Бытия.

В психиатрии существует удачное понятие: «пограничные состояния». Именно в таких предельных, переходных состояниях Бытия и человека находится посетитель подземелья», - так считает наш современник, новосибирский спелеолог В.Г.Иванченко.

Вероятно, в ожидании нас, Игорь заснул.

Мы застали его насмерть перепуганным, забравшимся на уступ отвесной стены.

Не выяснится уже, видел ли он страшный сон или реальность многолетней давности. В его рассказе это звучит так:

– Задремал я. Полу-сплю, полу-бодрствую – вас жду. На несколько минут отключился полностью. Открываю глаза – в гроте светло. Как будто пещера освещена факелами или костром, но сам источник света не виден. Я сижу под навеской, на вершине обвального конуса, и снизу ко мне ползет женщина. Врезалось в память – лицо, залитое кровью, вытянутая вперед рука. Дальше вроде выключатель какой щелкнул. Не помню, как на уступ залез. Очнулся, когда вы пришли…

Тогда мы приписали событие усталости, да бессонной ночи накануне. А пару лет спустя, познакомившись с сотрудниками Института клинической экспериментальной медицины, и узнав об экспериментах передачи мысленных образов через пространство и время, задумались.

И состоялась первая научная экспедиция, в которой мне довелось осуществлять общее руководство, а медицинские исследования возглавил выпускник мединститута Костя Бакулин. Полтора дня мы провели под сводами Кашкулака, опутанные проводами различных приборов.

Была интересная работа. Была усталость. Но не было ни видений, ни привидений!

Обидно!

И в Шира, в ожидании поезда, весельчак и балагур Костя рассказал местным жителям, заинтересовавшимся нашей аппаратурой, об охоте на привидения. Так родилась сказка о Черном Шамане.

Распространение слухов – интереснейшая область социальной психологии. Так получилось, что один из «аборигенов» поведал Костину выдумку кому-то из журналистов. Тот опубликовал сказку в газете.

Газеты тоже любят пошутить…

Но большинство обывателей склонны любой напечатанный бред считать истиной (напечатанное в газете «Правда» ложью быть не может!). Год спустя один из жителей Малого Топаново, прочитав газету, поведал своими словами легенду о призраках Кашкулака туристам. Среди последних был корреспондент центральной прессы. Сенсация выплеснулась на страницы книг и журналов.

Читая очередной опус, Костя довольно потирал руки.

И все было бы ладно, да не так прост Кашкулак. Неоднократно, множеством экспериментов доказано – пещера является уникальным природным объектом, способствующим передаче мысленных образов через пространство и время. Рисунки, выбранные оператором из сотен вариантов далеко на побережье Тихого океана, с вероятностью до 97% воспроизводились в недрах хакасской горы! Официально зафиксировано несколько случаев выздоровления тяжелобольных людей после приема талой воды из осколков ледяного сталагмита в привходовой части пещеры.

Но во времена разгула демократии модно не наукой заниматься, а молиться. И именно от верующих понесла миллионы лет существовавшая пещера невосполнимый ущерб. Хочу сразу оговориться – речь идет не о последователях шаманизма. Столетиями являясь культовым местом коренного населения хакасии, в экологическом отношении подземелье оставалось бережно охраняемым. Но появились скауты. Бережно подняли они кости жертвенных баранов из грота Энтузиастов и захоронили их по христианскому обряду, водрузив над могилой католический крест.

Чуть позже завелся в пещере поп – последователь одного из индуистских учений, и занялся разрушением пещеры всерьез. От его костров покрылись толстым слоем копоти роскошные натеки верхних этажей пещеры, погибли летучие мыши, навсегда покинули свои гнезда голуби.

Узрев в чуть доработанном древними ваятелями сталагмите символ своей веры, неистовый поп разрушил шаманистское святилище, объявив его личным храмом.

Будучи атеистом, трудно мне понять, почему разрушение христианской церкви считается вандализмом, а поругание святыни иной религии – проявлением высочайшей духовности?

Как думают многие ученые, пещера Кашкулакская – это естественный объект, усиливающий экстрасенсорные способности людей. За счет чего достигается данный эффект – не знает никто. И потому любое изменение подземного ландшафта можно сравнить с проделыванием дыр в корпусе гитары и обрыве ее струн. Как будет «звучать» искореженный инструмент пещеры? Не породит ли он нечто, от чего ужаснется посетитель. Не станет ли целебная вода ледяных сталагмитов ядом?

Вопросы, на которые ответов нет. Пока нет…

Но уже после Нового года дошел до меня слух, что расправился Кашкулак с надругавшимся над ним попом. Стряхнул человека в жертвенный колодец.

Пока не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть услышанное. Если это правда – искренне жаль, но каждый должен задумываться о последствиях своих поступков, если новая сказка - то невольно приходит в голову, что в небылицах их выдумщики, во все времена, оживляли заветные мечты простого народа. 1, 2, 3, 4

Добров Олег Георгиевич